«Страх – это хорошо. Он означает, что ты ещё жива.» Странно… это звучит… разумно.
Первые мазки. Неуверенные, робкие… не так, как я рисовала милых котиков. Здесь нужна сила, глубина. Эмоции. «А где их взять? В залежах шоколадных тортиков?» Это другое. Это… настоящее.
Работаю. Забыв о времени, о голосе в голове, о всех отвлечениях. Только я, холст, краски. На холсте появляется образ… темный, сложный, но привлекательный. «Наконец-то!» Впервые за долгое время – спокойствие. Настоящее спокойствие.
13:37
Внезапно звонок в дверь. Не хочу отвлекаться. Но звонят настойчиво… Открываю. На пороге стоит старый художник, Григорий Петрович, который живет этажом ниже. У него в руках… мои картинки с котиками в валенках. Он улыбается… и этот улыбка не обещает ничего хорошего. «Вот тебе и спокойствие…»
“О, великий рандом! Неужели он действительно пришёл? Зачем?”
“Элиза, детка,” – его голос хриплый, как старая грампластинка, – “я, конечно, понимаю, котики в валенках – это мило. Очень мило. Но где твоя душа, девочка моя? Где буря, страсть, боль, наконец?” Он протягивает мне картину. Котики смотрят виновато. “Они-то тут при чем? Они просто хотели поднять тебе настроение!” Да, котики не виноваты. Это я виновата.
Я приглашаю Григория Петровича в квартиру. Он оглядывает ее с видом опытного генерала, осматривающего поле боя. Смотрит на начатый холст. Молчит. Долго молчит. “Сейчас начнется лекция о смысле жизни и настоящем искусстве. Запасайся попкорном.”
“Что ты чувствуешь, когда рисуешь этих котиков?” – спрашивает он, наконец. “Чувствую себя молодцом! Тысячи лайков, сотни репостов! А что еще нужно для счастья?” Я говорю: “Радость. Легкость. Они приносят людям улыбку.”
“А что ты чувствуешь, когда смотришь на этот холст?” – он кивает на мою работу. Я молчу. Чувствую страх. Неуверенность. Растерянность. “И немного… надежды?” Да. И надежду тоже.
Григорий Петрович подходит к холсту, берет мою палитру, смешивает краски. Делает один широкий, уверенный мазок. Темно-синий, почти черный, пересекает полотно. “Он испортил мою картину! Убить его мало!” Но нет… почему-то этот мазок не выглядит чужим. Он выглядит… правильно.
“Не бойся темноты, Элиза,” – говорит он, глядя мне в глаза. – “В ней рождается свет. Не бойся боли. В ней рождается страсть. Не бойся быть собой. В этом рождается искусство.” Он кладет палитру и уходит.
Я смотрю на холст. На темно-синий мазок. “И что теперь? Застрелиться или начать всё сначала?” А почему бы и не всё сразу? Шучу. Надо просто… работать.
Беру кисть. Смешиваю краски. И делаю свой мазок. Рядом с его. “Ну, посмотрим, что из этого выйдет…”
“О, Боги искусства, смилуйтесь! Только бы не запороть всё окончательно.”
Второй мазок. Красный. Обжигающий, как воспоминание о несбывшейся любви. “Ой, да ладно! Была ли она вообще, эта любовь? Или ты просто начиталась романов?” Заткнись. Я чувствую это. Здесь. Внутри.
13:53
Работа