предлагает показать мою картину своему старому другу, известному галеристу. Я отказываюсь. “Дура! Это твой шанс! Не упусти его!”
Григорий Петрович настаивает. Говорит, что галерист обязательно заинтересуется моей работой. “Соглашайся! Соглашайся! Соглашайся!”
Внезапно в студию врывается Вероника. Она застывает на пороге, окидывая взглядом картину, потом меня, потом Григория Петровича. На ее лице смесь недоумения и легкой тревоги. “Сейчас начнется сцена ревности? Или она просто решила вытащить тебя из ‘творческого дурмана’ в реальный мир?”
“Элиза, что здесь происходит? Я звоню тебе весь день, а ты…” – она замолкает, словно подбирая слова.
Григорий Петрович поворачивается к ней с добродушной улыбкой. “Вероника, какая встреча! Мы тут с Элизой искусством занимаемся. Она у нас талантливая девушка.”
Вероника с сомнением смотрит на картину. “Искусством? Ну, не знаю… по-моему, это просто мазня какая-то.” Она подходит ближе, внимательнее рассматривает холст. “Хотя… что-то в этом есть. Ты это сама нарисовала?” – спрашивает она, обращаясь ко мне.
Я киваю. “Ну вот, сейчас начнется критика. Готовься к разбору полетов.”
Вероника поворачивается ко мне, в ее глазах появляется проблеск уважения. “Знаешь, Элиза, а ты молодец. Я всегда знала, что в тебе что-то есть. Просто ты слишком часто это скрываешь за своими котиками.” Она улыбается. “Неожиданно! Похоже, подруга все-таки не так уж и плохо к тебе относится.”
“Итак, разбор полётов от Вероники, или как подруга станет мотиватором и критиком в одном лице. Запасаемся терпением.”
Вероника подходит ближе к холсту, внимательно изучая каждый мазок. Григорий Петрович молча наблюдает за ней, изредка поглядывая на меня. “Что-то он слишком довольный. Как будто так и планировал эту встречу.”
“Слушай, Элиза, а почему она такая грустная?” – спрашивает Вероника, кивая на женщину на картине. “Сейчас ты узнаешь всю правду о своих душевных терзаниях.”
“Она просто… устала,” – отвечаю я, сама удивляясь тому, как легко мне даются эти слова.
“Устала от чего?” – не унимается Вероника. “От всего. От лжи, от притворства, от попыток быть кем-то другим.” “Вот она, исповедь! Держись, Вероника, сейчас на тебя выльется поток сознания.”
“Да ладно тебе, Элиза. Не драматизируй. Ты же у нас всегда такая жизнерадостная,” – пытается возразить Вероника, но в ее голосе звучит неуверенность.
“Я притворялась,” – говорю я, глядя ей прямо в глаза. “Я всегда притворялась. Боялась показать, кто я есть на самом деле.” “Смелое признание! Интересно, как отреагирует Вероника.”
Вероника молчит. Кажется, она потрясена моей откровенностью. Григорий Петрович качает головой, словно говоря: “Наконец-то!”
“Знаешь, Элиза,” – говорит Вероника, наконец. “Я всегда чувствовала, что ты что-то скрываешь. Но я никогда не знала, что именно.” Она берет меня за руку. “Ты очень талантливая. Не трать свой талант на ерунду. Рисуй то, что