можно скорее покинуть несуразных экспонатов подземной галереи. К тому же свет бумажного фонаря ослабевал. Падение выбило дно, и из него выпал знакомый шнур.
Та же затейливая манера плетения, те же излюбленные цвета тесьмы: лазурный, оранжевый, изумрудный. Подобный браслет остался в другом мире, сорванный наращёнными когтями хозяйки Харьковой.
Рука мальчика зависла над шнуром в нерешительности.
– Не страшись/женщине/родившей тебя/принадлежал, – объявил филин.
От услышанного пальцы мальчика сомкнулись на шнуре и, потянув за неё, он вытащил камень, испускающий свет.
«Нет, – изумился Лев, – он сам был застывшей каплей солнечной росы».
Невероятными усилиями свет высвобождался из заточения прозрачной темницы. Лев будто мог ощутить его, разогнать словно морозное дыхание.
– Ух ты, – только и сумел выдавить мальчик.
Он положил камень между ладонями, и его тело втянуло в себя всё сияние, обнажив источник, державшийся в простенькой медной оплётке.
– Янтарь! И в нём крохотное дерево?
Лев в восторге осматривал мирные блики, гуляющие по венам на руках, и не заметил, как с морды филина сошло напряжение.
– Вы ошибаетесь. Маме не по карману… Я о таком в жизни не слышал.
– Воистину/подобия/не сыщешь.
Красоту янтаря Лев видел в его зелёном оттенке и заключённом внутри ростке дерева, хотя и казавшемся неуклюжим и хилым. С двумя сухими крохотными листочками росток походил на растеньице засушливых степей.
– Тут отколот кусочек. Хотя и таким он стоит огромных денег. Да что я говорю, камень же волшебный. Вы точно ошибаетесь.
Филин взъерошился. Похоже, обвинение в промашке он принимал близко к своему крошечному сердцу.
– Возмутительно/глупый/мышонок. Софье/дар/хранителя/сокровища.
Филин ухнул, что впервые сблизило его с лесным необразованным братом. Собственные слова показались ему неожиданными.
– Вы знали мою маму? – Лев выпрямился в полный рост, янтарь повис на тесьме и, лишённый прикосновения с телом, вновь налился медленным светом. – Кто дал янтарь моей маме? Мой отец? Ваш хозяин?
Филина передёрнуло, оперение на нём вздулось, и глаза сощурились. Нешуточная угроза исходила от крылатого хищника.
– Незнание/мира/спасёт/дурака. Прощу/единый раз.
Мальчик не нашёл достойного ответа и только кивнул в знак того, что уяснил, какую допустил неосторожность. Просто он привык видеть на ярмарках Петербурга, дивных пташек, заключённых в клетку. Везде и всегда рядом с ними находился владелец, готовый ублажать слух покупателя, лишь бы выручить за товар больше денег. Этот же филин – особенная птица, вольная и приспособленная к человеческому мышлению, поэтому Лев не терпел встреч с его неподвижными глазами.
Теперь под светом фонаря и без шали проявились огрехи в его облике. Ржавые цвета в окраске пугача проступали из-за пожилого возраста. Некоторое оперение местами обожжено, кое-где выпирали старые травмы, и уши оказались