Суп мисо широ здесь делают, как бог на душу положит – нередко на воде, а не на рыбном бульоне. И тофу не мелкими кусочками нарезают, а булькают целиком. Неисчислимо количество суши, которые только и отличаются, что вычурными названиями. Кстати, палочками я умею пользоваться, но предпочитаю вилку.
Вернусь к песенке Тануки. Традиционная японская музыка кокугаку довольно быстро стала известна в мире после Второй мировой. Её и до сих пор используют в аниме – тоже культурном феномене Японии. В музыке японцы очень переимчивы. Буквально с конца XIX века и до Второй мировой, следуя европейским канонам, в первую очередь, русским, они сформировали собственную музыкальную школу и создали японскую оперу, в чём им в значительной мере тоже помогли русские режиссёры.
Музыкальным национальным символом японцев являются барабаны тайко. В написании названия барабана есть иероглиф, имеющий значение «толстый, жирный». И правильно. Тайко выдалбливают из цельного куска большого дерева, потом тщательно обрабатывают. Возятся с барабаном столько же, сколько с ковкой настоящего самурайского меча – катаны. Зато как гремит такой барабан! Вернее, барабанный оркестр.
Живопись Страны восходящего солнца – тоже культурный феномен и национальный символ. Эта живопись вышла из китайской традиции, но развивалась, благодаря новациям японских художников. В Японии искусство кисти пользуется огромным уважением. Достаточно сказать, что историю живописи скрупулёзно разбирают по периодам и сберегают с VI века.
Ещё раз процитирую А.Н. Мещерякова: «Японские писатели с художниками видели не лес, а дерево. Не дерево, а ветвь. Не ветвь, а листок. И даже не листок, а прожилку на нем. Японские художники предпочитали изображать не рвущийся за раму пышный букет полевых васильков или ромашек, а один-единственный цветок».
Наверное, отсюда – икебана, искусство составления букетов. Причём цветов должно быть как можно меньше, а впечатления от букета – как можно больше. Икебане придают такое значение, что ею занимается несколько школ, широко известных в Японии.
Очень много сделал в искусстве Кацусика Хокусай, мастер суримоно – цветной ксилографии. Он творил в одно время с нашим Дмитрием Григорьевичем Левицким – в конце XVIII, в начале XIX века. Левицкий – автор знаменитого портрета Демидова «с садовой лейкой». Посмотрите хотя бы мельком работы Левицкого и Хокусая, и вы поймёте всю глубину пропасти, которая разделяет основоположников японской и русской художественных школ. Не эстетической – экзистенциальной пропасти. Вот где вспоминается Киплинг: Запад есть Запад, Восток есть Восток, и вместе им не сойтись. Впрочем, я заболтался, но вырезать написанный фрагмент не буду – вдруг кому-то приглянется…
В середине 1976 года в Москве проходила выставка Нихонга – современной японской школы живописи. От редакции «Московского комсомольца» я пошёл в Музей Востока. Он тогда располагался на улице Обуха – напротив Курского вокзала. Над выставкой витал дух Хокусая и его картина «Большая волна