награда и проклятие. Оттенок – абсолютная, точная копия глаз Старцева. Как вечное напоминание. А вот в остальном дочь похожа на меня – золотистые волосы, черты лица, характер, светлая кожа, невосприимчивая к загару. Она, как и я – вместо того, чтобы загореть, просто обгорала. Поэтому мы с ней дружно тоннами использовали солнцезащитные средства, учитывая в какой солнечной стране мы жили.
– Да, дорогая, очень серьезно болеет.
– И что же будет, мамочка?
Я подняла растерянный взгляд на Криса.
И правда, что же теперь будет?
Мы вернулись в Россию меньше, чем на неделю. У нас даже были заранее куплены билеты обратно. В Каракасе должен был быть проездом один знаменитый художник, картины которого для галереи очень хотел заполучить Денис, поэтому мы и не планировали откладывать отъезд обратно. Перенести встречу уже никак нельзя было – она была назначена еще месяц назад, да и Денис, итак, еле договорился через знакомых о неформальном знакомстве. А в Россию мы приехали только ради похорон матери Дениса, которая умерла три дня назад.
Смерть Тамары Валентиновны была неожиданной. Конечно, у нее последнее время шалило сердце, и она соблюдала все полагающиеся ее возрасту и самочувствую рекомендации, но все же умерла стремительно. Мы впопыхах собрали самое необходимое, договорились о перевозке тела и отправились в Россию.
Тамара Валентиновна уже три года жила с нами в Каракасе. Но перед смертью попросила об единственной вещи – похоронить ее именно в России, рядом с мужем, которого она так сильно любила. И Денис не мог не выполнить последнюю волю матери. Поэтому наша поездка в Россию планировалась короткой, ради одной единственной цели. И вот теперь я узнаю, что Эмма больна раком…
Мне требуется еще несколько часов, чтобы собраться с духом и все-таки подняться к сестре. Долгое время я стою под дверью ее комнаты, не находя в себе сил нажать на ручку и войти.
Внутри полный раздрай. Я чувствую свою вину за то, что не была рядом. Злюсь, потому что за меня приняли решение о том, что я ничего не должна знать. Боюсь… а вдруг Эмма посмотрит разочарованным взглядом, прогонит? Когда-то мы были очень близки, не разлей вода. Но потом я сама отстранилась, сбежала, разорвала нашу связь…
Делаю глубокий вдох и открываю дверь.
Эмма спит. Лицо бледное, щеки впалые, на голове косынка. Крис сказал, что она проходит курс химиотерапии.
Почему я не настояла на том, чтобы поговорить с Эммой по видеосвязи? Почему я довольствовалась разговорами с Крисом? Почему перестала интересовать делами сестры? Не заметила, когда Крис ничего не рассказывает о сестре…
Я застываю в дверях, не в силах сделать ни шага. В голове проносятся воспоминания.
Вот Эмма сидит за фортепиано и с мягкой улыбкой играет очередную сонату Шопена. Она, несмотря на все наши насмешки, обожала классическую музыку и абсолютно не любила современную попсу. И ее улыбка… она была очень кроткой, мягкой по натуре, и всегда на лице была такая теплая, светлая улыбка. На нее никогда не получилось злиться, ни у кого. Когда в детстве мы проказничали, родители могли ругаться на нас, но как только смотрели на грустные,