вы столь уверены, что я испорчусь? – вновь вскинулся сенатор, которого задел самоуверенный тон собеседника.
– Все здесь портятся, друг мой, – без особого сожаления в голосе сказал Лион, ставя пустую чашку на маленький стеклянный столик.
– Отчего же? – спросил сенатор, с неудовольствием уловив неприемлемое для своего достоинства юношеское любопытство в собственном голосе.
– Хм.. Это один из тех самых вопросов, сенатор.. Может быть, свобода пьянит, безнаказанность, всемогущество. Возможность всё иметь, ничего не делая.. А может быть наоборот, от осознания безнадежности люди ожесточаются.
– Безнадёжности? – поднял брови сенатор. – О чем вы, господин Лион? Имея всё, о какой безнадёжности может идти речь? Или я не правильно понял, что означает это всемогущество? Оно ограничено?
– Увы, нет, – усмехнулся Лион. – Всемогущество самое что ни на есть настоящее. В том и проблема.
Сенатору начинал надоедать разговор. У него было ощущение, что его хотят каким-то образом провести, да еще ко всему эта абсолютная нереальность происходящего и его новоиспечённый "друг" отвечающий вопросами на вопрос и ровным счётом ничего не проясняющий. Видимо придётся разбираться самому – пришёл к выводу сенатор.
– А я вам о чём толкую, – прервал его размышления голос Лиона, – конечно, самому. И когда вы хоть что-то начнёте понимать, вы согласитесь со мной, что объяснить всё это не так-то просто. И тогда вы прибежите ко мне и будете…
– Позвольте, господин Лион! – резко перебил сенатор.
– Просто Лион, – не обиделся тот, изящным жестом вынимая из воздуха толстую сигару.
– Да как бы вас не звали, вы что, читаете мысли?
– Да, разумеется, – не смутился собеседник Марулла.
– Ничего разумеющегося я в этом не вижу! – вскипел Марулл, – злоупотреблять моим неведением в некоторых аспектах здешнего существования…
– Ну, не возбуждайтесь так, друг мой, прошу вас, – Лион вновь поднял пухлые руки, как бы защищаясь от сенатора, – поверьте мне, я вовсе не хотел вас огорчить, а просто ускорил процесс коммуникации.
– Вы просто поступили бестактно! – сенатор, однако, как ни странно, успокоился.
– Кроме того, вы не только можете делать то же самое, но и…
– Никогда себе такого не позволю, – высокомерно прервал Лиона Марулл, поправляя галстук привычным жестом.
Ну, сдаюсь, сдаюсь, простите, Марулл, – Лион состроил жалостливую гримаску и протянул сенатору извлечённую из воздуха сигару, – раскурим трубку мира в знак примирения. И пусть она будет свидетельством между нами до тех пор, – пафосно проговорил Лион, мгновенно изменив тон, – пока вы сами, сенатор Марулл, не прочитаете чьих-нибудь мыслей и не простите старого бестактного философа.
– Как я уже сказал, никогда себе такого не позволю, – проговорил сенатор вновь остывая. Наступила короткая заминка. Сенатор всё еще сердился и, несмотря на то, что изнутри его распирало любопытство, решил, что прерывать паузу первому будет ниже его достоинства.