с толку, заставляя думать только о ней, а ещё и о тех двух книгах, что находились по соседству с новообретённой. Целые фрагменты текстов из этих книг вырастали в памяти и требовали от него немедленного комментария, словно это было очень важно для привычной жизненной рутины, хотя известно, что приватная жизнь ни в чём таком совершенно не нуждалась. К тому же у него возникло ничем не объяснимое желание выехать за город, которое навязчиво преследовало его повсюду – оно просыпалось с будильником и не оставляло его весь день, порой даже проникая в сны, наполненные фантазиями, связанными с обнаруженным таинственным томом и полемикой с книжными умозаключениями Рене Генона и Роберта Гроссетеста.
Между стремлением к загородному вояжу и чудесным обретением книги очевидной причинно-следственной связи не существовало, однако новоявленный владелец этой необычной вещицы был совершенно уверен в зависимости одного от другого.
Поездку он наметил на ближайшие выходные и собирался пораньше выйти из дома, предполагая продолжение цепочки необъяснимых событий. До поездки за город он время от времени доставал внеинвентарную книгу и пробовал её читать. Но книга более не желала чудить, всякий раз являясь в таком обличье, что библиограф сразу же закрывал её и возвращал на прежнее место, поскольку его никоим образом не могли заинтересовать правила приготовления дезинфицирующих растворов или советы дачникам и огородникам. Оценив нежелание книги делиться с ним чем-либо важным, библиограф спрятал книгу в походный рюкзак и достал её только в дороге, когда за окнами электрички замелькали пригородные поля и редкие перелески.
Теперь книга притворилась заурядным малотиражным изданием неизвестного автора, где тот во всех неисчислимых подробностях описывал злоключения бедолаги, застигнутого грозой. Скупая и незамысловатая манера изложения заставила заскучать искушённого книжника, и он, почти не вникая в текст, уныло скользил взглядом по аккуратно выстроенным буквенным рядам, нарушаемым разве что межстрочными интервалами, отступами и знаками препинания. В таком режиме избирательного чтения библиограф неожиданно споткнулся об абзац, написанный хорошим литературным языком и определённо не тем автором, имя которого значилось на обложке:
«Это была одна из тех ужасных гроз, которые разражаются иногда над большими низменностями. Небо не вспыхивало от молний, а точно всё сияло их трепетным голубым, синим и ярко-белым блеском. И гром не смолкал ни на мгновение. Казалось, что там наверху идёт какая-то бесовская игра в кегли высотою до неба. С глухим рокотом катились там неимоверной величины шары, всё ближе, всё громче, и вдруг – тррах-та-та-трах – падали разом исполинские кегли…»
Он с интересом закрыл книгу и взглянул на титульный лист. Теперь у него в руках было прижизненное издание Александра Куприна «Новые рассказы» – «Чёрная молния» и «Мученик моды».
Какая-то заочная перекличка с предыдущим текстом несомненно была, и чтобы обнаружить необходимое