просторов и за ласкающую слух любого городского жителя звенящую благоговейную безмятежность. Летом здесь пели птицы, шелестели травы, и всё благоухающее воздушное пространство было наполнено беззаботным жужжанием насекомых. Но сейчас он был почему-то единственным путником в этой заповедной стране диких трав и цветов, и одиночество, против обыкновения, не умиротворяло его, а, скорее, пугало.
Гроза случилась невероятно быстро. Чернильная туча проворно заволокла всё небо, прижимая к земле белёсые струйки тумана, которые подхватывались тяжёлой массой влажного воздуха и включались в общее движение всего и вся. Цветы и травы покорно гнулись под грозовым напором, отчего луговая пустошь приобретала цвет матового серебра. Дождя не случилось, но громадный огненный шар молнии бесшумно катился над этим серебряным полем вопреки ветру, совершенно не ощущая противодействия среды. Библиограф пожалел, что пропустил подобное описание происходящего в книге, посчитав его неловкой фантазией неискушённого автора.
Но теперь это значения уже не имело. Пылающий шар неотвратимо катился навстречу. Он так легко и свободно передвигался над встревоженным полем, словно ему были неведомы никакие силы земного тяготения. Разминуться с его огненным телом не было никакой возможности. В двух шагах от библиографа шар коснулся земли, отчего всё пространство наполнилось оглушительным звоном, словно на землю обрушился весь небесный хрустальный свод. Разряда библиограф не почувствовал, только увидел перед собой чёрный мгновенный всплеск и ощутил удар в грудь, который отбросил его вниз, на мягкие луговые кочки.
Наступила глухая, ватная тишина, которая поразила его ничуть не меньше, нежели чёрная молния и внезапность произошедшей грозы. В воцарившейся тишине начисто отсутствовали какие-либо возмущения воздуха, словно в одночасье с Земли исчезла вся атмосфера. К тому же мир вокруг будто бы разделился надвое: с одной стороны – вплоть до берёзовой рощи тянулись ровные травяные луга, а с другой, под ними, как их неверное отраженье, проступало иное пространство, с разомкнутым горизонтом и искрящимся золотистым эфиром. Каждый из миров старался убедить библиографа в своей подлинности, хотя оба показались ему чужими. То, что он прежде принимал за реальность, стало почти неузнаваемым: берёзовая роща потеряла за собой синюю полоску далёкого леса и проваливалась в какую-то мутную серую пустоту, а чернильное небо замкнулось в узкое дырчатое полукольцо, за которым мерцала и переливалась огненная беспокойная бездна.
Двойственная реальность не столько пугала неудачливого путешествующего, сколько путала и сбивала с толку. Ему оставалось только гадать, в каком из миров он оказался. С одной стороны, он всеми своими чувствами был максимально вовлечён в происходящее, с другой – не мог не признать очевидной новизны в своём восприятии. Помнится, где-то он читал о неспособности слышать ангелов, которые «витают с пением вокруг наших хоров», поскольку сила и