напоминающая игру в го, где каждый из игроков стремится освоить и захватить большую территорию, обмануть соперника и лишить его преимуществ. Это игра, у которой не бывает зрителей, поскольку в неё вовлечены все. Игра придумана не Нами, но Мы в ней сделали первый ход и эта игра Нам нравится. Недаром ещё Гераклит это отметил, сравнив Нас с играющими детьми.
– Вам, наверное, невообразимо скучно? – участливо предположил бывший учёный.
– Можно сказать и так. Хотя игра – это алгоритм Вселенной. Иногда случается, что Мы вам подыгрываем, устраивая поддавки, и для того чтобы игра приобрела должную остроту даже частично переходим в вашу команду…
Учёный не любил заглядывать в лица, но всё-таки успел заметить овальную родинку на морщинистом лице собеседника непосредственно перед тем, как фигура гостя обратилась в привычную тень нелюдимого теоретика. Такая же родинка была и на его щеке и, наверное, он просто не обратил внимания на другие особенности собственной внешности, которые были в таинственном визитёре. Учёный понял, что один из уровней причинности теперь был снят, и более не будет грозить ему непредсказуемыми последствиями. Однако за годы бездействия он основательно погрузился в «золотую середину», и для совершения перехода в исходное состояние ему действительно может не хватить времени. Учёный не особенно надеялся на соединившуюся с ним силу, некогда столь препятствующую его изысканиям и активно ему противоборствующую. Теперь он рассчитывал лишь на заступничество Времени. А насколько Оно будет благосклонно к учёному, зависело только от самого Времени, поскольку известно, что Время исключительно самостоятельно и своенравно. У Него отсутствует ценность «сохранения существующей реальности», и Оно не печётся о «границах», поскольку является тем неучтённым и наблюдающим за игрой зрителем, который нередко становится ещё и судьёй. Особенно тогда, когда одна из сторон нарушает правила, неведомые игрокам, зато хорошо известные самому Времени.
Чёрная молния
Мы предпочитаем путь познания, никогда не обретая того, что ищем…
Все считали его человеком тревожным и мнительным, с которым сложно иметь дело. Он знал об этом и старался ограничивать себя исключительно рамками делового общения. Хотя, собственно, никаких таких особенных дел ему вести и не приходилось, разве что раз в неделю он принимал от поставщиков по накладным книги, описывал их и заносил в каталоги.
Наш затворник работал библиографом, для которого книги заменяли и друзей, и собеседников, и надоедливых беспокойных соседей. Неудивительно, что весь окружающий его мир тоже имел книжную природу, и всё, что он принимал за реальность, так или иначе соотносилось с некогда прочитанным, часто далёким от подлинной сути вещей и явлений. Но эта его особенность мало кому была интересна, главное, что служебные обязанности он исполнял исправно, относясь к своей работе со всей серьёзностью и исключительным