за врачом, который нашел переутомление мозга, прописал лекарство, и я пролежала две недели в тяжелом состоянии. И все из-за тщеславия моих тетушек.
Второе, что меня тяготило, мешало мне учиться у них, было то, что во время большой перемены я у них завтракала. Они начинали задавать мне вопросы, какой учитель как ведет урок, хороша ли классная дама, как ведут себя и что говорят ученицы. Мне приходилось отвечать, а когда я возвращалась в класс, где девочки разговаривали и смеялись, все смолкали, а мне было больно и стыдно.
Последней причиной было то, что я воспитана отцом никогда не говорить неправду. Будучи у теток, когда раздавался звонок, а швейцара не было около двери, они посылали меня, чтобы я сказала пришедшему, что их нет дома. Мне было стыдно врать, я смущалась, а потом плакала. Я говорила с отцом, что хочу в другую гимназию, но у него уже не было того состояния, что раньше, да и мучил его ревматизм так, что он порой плакал как ребенок. Теперь он больше работал в немецких колониях, и ему было трудно платить за меня в чужой гимназии. После долгих размышлений я решилась и пошла сама в новую гимназию. (в списке сюжетов бабушка уточняет: гимназия №22 Масловой и Градской: В начале ХХ в. Николай Шенфельд (отец Марии Масловой и Веры Градской) купил флигель на улице Новосельского 73 и создал в нем профессиональное училище для девочек, где обучали шитью. В 1905 г. сестры Шенфельд открывают частную гимназию №22 в Малом переулке 4. Гимназия тогда состояла из 7 классов и 3 подготовительных групп. В последствии эта гимназия стала носить имя сестер – Масловой и Градской).
Мне открыл тяжелую дверь швейцар в ливрее и велел подождать, пока он доложит о моем приходе. Скоро он вернулся и сказал, что я могу войти. У меня сильно билось сердце, но все же я вошла в строго обставленный кабинет, в котором за письменным столом сидела женщина средних лет, смотревшая на меня с удивлением. Я вся дрожала и стояла, потупившись, не зная, как начать. Она подумала, что я одна из воспитанниц ее гимназии, и стала меня подбадривать и спрашивать, что со мной случилось. Когда я сказала свою фамилию, она удивилась и с большим уважением стала говорить о моих тетках, а потом сказала: «Не стесняйся, скажи, что тебя беспокоит!». Я немного оправилась от смущения, рассказала о своих переживаниях и показала дневник с моими оценками. По мере моего рассказа ее лицо добрело, а потом она сказала: «Я понимаю тебя и буду рада иметь такую девочку у себя, но неудобно пред твоими родственницами, я поговорю с ними, а ты зайди завтра прямо ко мне». Я не знала, как выразить свои чувства к этой женщине, и волновалась, ожидая, чем кончится ее разговор с моими гордыми тетями. Я пришла на следующий день и к моему удивлению и радости Наталия Ивановна (директриса) сказала, что она договорилась с Эрнестиной, та поняла обстановку и даже хвалила меня, а главное, что новая директриса даст мне учениц – малышек, с которыми я буду заниматься и сумею платить за учебу в гимназии. Вот так получилось,