и не заметил разговора.
– Как прикажут, так и жду, – ответила она, стараясь звучать ровно. – А ты что здесь делаешь? Стража не болтает с гостями.
Он усмехнулся, скрестив руки на груди. Браслет на его запястье блеснул – золотой, с выгравированным знаком солнца.
– Может, я не стража, – сказал он, прищурившись. – А может, мне просто любопытно. Ты не похожа на тех, кто обычно стоит перед троном.
Лайла нахмурилась, чувствуя, как в груди закипает раздражение. Её усталость и страх вдруг выплеснулись наружу.
– А на кого я похожа? На торговку с рынка? Или на шпионку, как подумал тот у ворот? – она кивнула в сторону входа. – Я здесь, потому что вызвали. Не по своей воле.
Он не обиделся, как она ожидала. Вместо этого его глаза вспыхнули, словно он нашёл в её словах что-то интересное.
– Ты злишься, – заметил он, наклонив голову. – Это хорошо. Злость лучше страха. Но скажи, Лайла, дочь Хапи, что ты знаешь о том, для кого рисуешь эту маску?
Вопрос застал её врасплох. Она замялась, вспоминая рассказы отца.
– Сенмут… военачальник, – начала она осторожно. – Победил нубийцев у южных врат. Говорят, он был храбр, как Гор, и верен фараону, как пёс Анубису. Его смерть оплакивали даже враги.
Воин кивнул, но в его взгляде мелькнуло что-то тёмное, почти печальное.
– Да, он был храбр, – сказал он тихо. – Но храбрость не спасла его от стрелы. А верность… она порой стоит дороже золота. Ты думала, почему фараон выбрал тебя для этой работы?
Лайла открыла рот, но слова застряли. Она не знала ответа. Её отец был известен в квартале, но не настолько, чтобы его дочь вызвали ко двору. Она пожала плечами, чувствуя себя глупо.
– Может, потому что мои руки не дрожат, когда я держу резец, – сказала она наконец, и тут же добавила: – Или это просто каприз богов.
Он улыбнулся шире, чем раньше, и в этот момент Лайла заметила, как его лицо смягчилось – словно маска, которую он носил, треснула на миг.
– Каприз богов, говоришь? – переспросил он. – Может быть. А может, кто-то увидел в твоих руках больше, чем ты сама. Расскажи мне о своей семье. Кто научил тебя рисовать такие линии?
Лайла замялась. Его вопросы были слишком личными для случайного разговора, но в его голосе не было угрозы – только искренний интерес, который сбивал её с толку.
– Мой отец, Хапи, – ответила она, глядя ему в глаза. – Он мастер, каких мало. С детства я сидела у его стола, смотрела, как он плавит золото, как режет камень. Он говорил, что руки ювелира – это дар Тота, и я должна беречь его. А мать… она умерла, когда я была ребёнком. Остались только мы с отцом.
Воин кивнул, словно её слова что-то значили для него. Он открыл было рот, чтобы сказать что-то ещё, но вдруг за троном раздался резкий шорох.. Лайла обернулась, сердце подпрыгнуло к горлу. Воин отступил назад, растворяясь в тенях колонны, но его взгляд остался с ней – тёплый и острый, как луч солнца сквозь бурю.
Фараон приближался.
Занавес