Тайна золотой маски. СанаА Бова

дочь Хапи, – сказал он, голос его был твёрдым, но без вчерашней холодности. – Подойди. Покажи, что принесла.

      Она шагнула к столу, чувствуя, как жрецы следят за ней, словно ястребы за добычей. Развернув свёрток, она положила эскиз перед фараоном. Маска сияла на папирусе: золотые линии обрамляли лицо, глаза из лазурита смотрели в вечность, а тонкие узоры вдоль скул напоминали крылья сокола. Она вложила в неё всю ночь, каждую деталь, и теперь ждала суда.

      Амонхотеп взял эскиз, его пальцы – сильные, но аккуратные – провели по линиям. Он молчал, и тишина эта была тяжелее камня. Лайла сжала амулет, молясь Тоту о милости.

      – Это твоя работа, – сказал он наконец, не вопрос, а утверждение. – Не отца. Я вижу это в линиях. Они живые, как река.

      Лайла кивнула, не доверяя голосу. Её сердце дрогнуло от его слов – он заметил, он понял.

      – Да, господин, – выдохнула она. – Я рисовала сама.

      Он посмотрел на неё, и в его глазах мелькнуло что-то тёплое, почти знакомое.

      – Тогда я хочу, чтобы ты закончила её, – сказал он, кладя эскиз обратно. – Не в мастерской отца, а здесь, во дворце. Маска Сенмута должна быть достойна его души, а я вижу в твоих руках то, чего нет у других – искренность.

      Лайла замерла, слова застряли в горле. Во дворце? Это было немыслимо. Её место – среди глиняных стен и запаха плавильной печи, а не здесь, где каждый шаг звенит золотом. Она открыла рот, чтобы возразить, но Амонхотеп поднял руку, останавливая её.

      – Это не просьба, – добавил он, голос стал твёрже. – Это приказ. Но знай: маска – не просто золото и камень. Она несёт тайны ритуалов, о которых знают только жрецы. Ты будешь работать с ними, – он кивнул на двоих в белом, – и со мной.