он и, оставив одежду дворецкому, прошёл дальше.
Отец сидел в своём кресле у камина, ещё два джентльмена разместились напротив на диване. Это был Робинсон-старший, что тут же стало раздражать Эштона. «Странно, что я сразу не узнал его по голосу, – мелькнуло в голове у Эштона. – Ну да бог с ним!».
Второй же, неприлично высокий, худощавый мужчина с забавно закрученными кверху усиками, старый знакомый его отца, а по совместительству их семейный адвокат мистер Кэмбелл, которого Эштон почитал гораздо больше. Он был ровесником мистера Дэвиса, но выглядел несколько старше своих лет, однако обладал приятной наружностью.
Не желая долго изъясняться, Эштон поприветствовал мужчин рукопожатием и, присев рядом с отцом, поспешил пояснить, где был всё это время, дабы избежать лишних вопросов.
– Я долго работал сегодня, отец, а затем прогулялся по
Гайд-парку.
– В такую метель? – возмущённо спросил отец.
– Всё верно, – хмуро отмахнулся собеседник.
Эштон и мистер Робинсон встретились взглядами. Наступило неловкое молчание.
Паузу нарушил мистер Кэмбелл, обратившись к только что вошедшему молодому человеку:
– Ох, Эштон, у вас такое измождённое лицо!
– Я бы добавил, что на нём его и вовсе нет, если не учитывать тёмные круги под глазами, – невесело подтвердил хозяин дома.
Но на эти встревоженные реплики Эштон лишь криво усмехнулся, сдвинув брови.
Между тем мистер Робинсон молча наблюдал за происходящим, вращая в правой руке свою «третью ногу», то бишь трость. Вторично окинув Эштона оценивающим взором, он, вероятно, всё ещё не мог забыть художественную роспись на лице своего отпрыска, предпочитая покрывать его выходки и мириться с тем, что есть.
– Есть ли у вас какие-либо подозрения по поводу произошедшего? – вновь обратился мистер Кэмбелл к Эштону.
– Безусловно! – протяжно ответил Эштон и взглянул на второго гостя. Тот удивлённо вскинул широкие брови.
– А что, если я и в самом деле нахожу произошедшее весьма подозрительным и благоприятным для этой семейки?
– Эштон! Прекратите, бога ради! – прокричал мистер Дэвис, крайне возмущённый нетактичной выходкой сына. Сперва сын, затем его отец – они оба бередили раны Эштона уже одним своим видом. Душевная боль которого, поверх того, была чудовищной.
– Дорогой Эштон, в силу всего произошедшего, я более снисходительно отнесусь к вашим ничем не обоснованным обвинениям, предполагающим мою причастность или соучастие Эвана в исчезновении вашей милой сестры. Но только сегодня и лишь потому, что лично разделяю вашу тревогу и опасения, допуская, каково вам нынче. И всё же убедительно прошу впредь не пускать в сторону моей семьи реплики, за которые вам потом будет совестно. В частности, поскольку ни я, ни мой сын никоим образом не причастны к горю, постучавшему в ваш дом. На этот счёт у нас имеется железное алиби. Завтра же, ранним утром, мы приглашены для дачи показаний. Уверен, этого будет достаточно, чтобы устранить