всего меня ожидало разочарование, но иногда встречались абсолютно неизвестные доселе лоскуты знаний. В таких случаях я с особой тщательностью приступал к вдумчивому прочтению, пытаясь понять и автора, и его эпоху, медленно продвигался сквозь лабиринт загадок к свету откровения, спрятанному за чужими знаками. Постигнув смысл и внутренне ликуя, я передавал писцам свой перевод с пояснениями.
Монах сделал паузу и посмотрел на рыцаря так, словно, по меньшей мере, ожидал долгих рукоплесканий. Амори смог выдавить из себя лишь взгляд лекаря, осматривающего подозрительную болячку. Адхартах обиженно выпятил губу, как ребенок, и продолжил.
– Постепенно известность моя, как знатока древних языков и текстов, стала шириться за пределами ордена. Меня начали приглашать в другие ордены, когда требовался мой совет. И вот около девяти лет назад меня срочно вызвали храмовники в Лондонский Темпл после того, как обнаружили несколько странных свитков папируса в своих архивах. Сам Роберт де Сэндфорд, великий магистр английских храмовников, лично встретил меня. Он рассказал, что при ремонте в одном из залов храма обвалилась стенка, обнажив небольшую нишу. Когда отверстие исследовали, то нашли несколько старинных на вид манускриптов. Среди братьев были учёные мужи – многие пытались разобраться в находке, но никто не сумел прочитать тексты, ибо хотя буквы (за исключением нескольких знаков) и были латинскими, в слова они складывались непонятные, не принадлежащие ни к одному известному им языку. Это и стало причиной пригласить меня. Спешность объяснялась тем, что единственное, что удалось к моменту моего приезда расшифровать, была вот эта надпись.
Здесь рассказчик наклонился, поднял мелкий камешек с пола и бесцеремонно нацарапал V̅IDCCLVI на скамье рядом с собой. Он медленно обвел пальцем свежие начертания и с видом полного триумфа посмотрел на тамплиера. Амори вздрогнул. Ему на мгновение показалось, что они засветились в полумраке. Рыцарь растерянно заморгал и наваждение исчезло. Тем временем монах, не замечая ничего подозрительного, продолжил:
– Римские цифры в середине текста. Не понимаю, в чём сложность распознать обычные числа и перевести их в уже привычные арабские? Однако магистр преподнёс это так, будто они уже победили всех сарацинов, хотя догадались лишь, что речь идёт о годе 6756.
– А в чём же тогда причина для спешности? – перебил монаха совершенно сбитый с толку Амори. – Возможно, речь и вовсе не о годах, а о каких-нибудь мешках с овсом, съеденных мышами давным-давно. А если все же это год, то, я думаю, пяти с лишним тысяч лет достаточно, чтобы перевести и понять любой загадочный свиток.
– Так-то оно так, – хохотнул Адхартах, – да вот только в последнее время летоисчисление стали начинать от Рождества Христова, и многие забыли, что ещё недавно в текстах могли вести отсчёт и от Сотворения мира, и даже от основания Рима. Христос родился через 5500 лет после сотворения мира, так что эта дата не далее как завтра.
– Завтра? –