расставлены реже, и тени домов падали длинными полосами на снег. Свет в окнах дома Корниловых горел тускло, но в нём чувствовалась жизнь. Тревожная, взволнованная.
Экипаж остановился.
– Приехали, – тихо сказал Воронцов, но не сразу вышел.
Мезенцев первым распахнул дверь, вдыхая морозный воздух. Воронцов последовал за ним. Тишина этого места казалась гуще, чем в других районах города. Будто сам дом знал, что произошло, и скорбел вместе с его обитателями.
На крыльце стояла женщина средних лет, закутанная в плотную шаль. Она выглядела так, будто не спала несколько ночей, её лицо осунулось, губы были плотно сжаты. Руки крепко сжимали край шали, словно она боялась разжать пальцы.
Когда мужчины подошли ближе, она вскинула взгляд.
– Вы детектив? – голос её дрогнул.
– Да, – коротко ответил Мезенцев. – Николай Мезенцев. А вы мать Ольги?
Женщина кивнула, быстро взглянув на Воронцова, затем снова на детектива.
– Проходите скорее. Девочка очень напугана. Она… она пару дней уже молчит. Но, может быть, у вас получится её разговорить.
Она открыла дверь, пропуская их внутрь.
Дом встретил их тревожной тишиной. Тяжёлые портьеры скрывали окна, в камине потрескивал слабый огонь, отбрасывая зыбкие тени на стены. Воздух был пропитан тревогой, как будто сама атмосфера напиталась страхом. Где-то вдалеке скрипнула половица, и Воронцов невольно дёрнулся, словно ожидал худшего.
Ольга Корнилова сидела в кресле у камина, кутаясь в тёплый плед, но не от холода. Лицо её было бледным, губы искусаны в кровь, глаза блестели от сдерживаемых слёз. Она вздрогнула, когда Мезенцев сел напротив.
– Ольга, – мягко начал он, – я хочу узнать об Анне. Ты была последней, кто её видел.
Девушка сжала плед ещё крепче, словно он мог её защитить.
– Она… она была странной, – прошептала Ольга. – В последние дни… она говорила, что кто-то дышит у неё за спиной.
– В комнате никого не было. Но она клялась… что ночью кто-то стоит у её кровати. И шепчет.
– Кто? – Мезенцев подался вперёд.
– Я не знаю, – Ольга прошептала, сжав пальцы в болезненной судороге.
Воронцов шумно выдохнул. Глаза его бегали по комнате.
Мезенцев внимательно всмотрелся в лицо девушки. Страх, разъедающий изнутри, не мог быть наигранным.
– Ты что-то видела? – спросил он.
Ольга резко подняла голову. Губы её задрожали.
– Я… я не знаю, но… в ту ночь… когда она ушла… я не могла уснуть. Я выглянула в окно. Туман был слишком густым… и… он шевелился.
Тишина в комнате сгущалась.
Где-то вдалеке завыла собака, и Ольга вздрогнула.
– Я хочу, чтобы это было сном… Но я знаю… оно забрало её.
Мезенцев встал, не говоря ни слова, и подошёл к двери. Воронцов с волнением следил за каждым его движением, но ничего не говорил. Ольга продолжала сидеть в кресле, её взгляд потухший, словно часть её души растаяла, как дыхание на холодном стекле.
– Благодарю вас, Ольга, – сказал Мезенцев сдержанно. – За ваши слова. Это важно.
Он