с бабкой загоняли свою единственную козу во двор, примыкающий сбоку небольшого опрятного дома с тремя окнами; помыв руки в рукомойнике, закреплённом на стене напротив печи, садились ужинать. Тюря из молока: в блюдо наливалось молоко и туда отщипывался кусочками хлеб – это первое, главное блюдо; на второе пирожки с картошкой и потом чай с комковым сахаром. Но Федосья на этот раз приберегла единственному любимому внучку шоколадную конфету как гостинец за первый трудовой день. Толик быстро уплетал еду и взахлёб рассказывал, как он вовремя отгонял к табуну отлучившихся коров и коз. Бабка Федосья вдвойне жалела внучка из-за того, что он смотрел вечерние кинофильмы, начинающиеся в восемь часов вечера (ленты привозили из райцентра Бавлы). Ленты кино были намотаны на двенадцать бобин, так что фильм приходилось прерывать двенадцать раз для перезарядки ленты. Фильмы крутили в старой церкви, экран – белая простыня, натянутая на раму, висел над каменным возвышением, где раньше когда-то, до закрытия церкви, был амвон, а напротив экрана на каменном полу были установлены длинные деревянные лавки для зрителей. Церковь была построена на денежные средства сельчан в начале XVIII века, благо село было небедное и состояло в основном из зажиточных государственных крестьян, которые по екатерининской реформе имели наделы земли от нескольких гектаров до десятков, в зависимости от числа едоков в семьях. В селе в ту дореволюционную пору главные вопросы жизни села решались на сходах, где собирались все жители, и там же выбирался сельский судья, как правило, честный уважаемый человек, которого могли переизбрать на любом из ежегодно проводимом отчётном сходе. Это и была подлинная демократия на селе, то самое самоуправление, которое было разрушено в 30-х годах при коллективизации.
Толик Лобан отпас табун всего только один день, а их впереди у него восемьдесят девять! Жалко пацана… Шли дни своим чередом. Кому казалось, что они пролетают как птицы быстро, как у влюблённых молодожёнов в свадебном отпуске, а кому так медленно, что трудно найти сравнение, разве как время в сознании арестанта, досиживающего свой неправедный срок в лагерной зоне или как у солдата, дослуживающего последние дни до дембеля. Толик Лобан каждое утро вставал под мычанье коров ранними утрами, превозмогая невообразимую детскую сонливость. Особенно тяжело было после просмотров вечерних киносеансов, которые заканчивались около десяти часов вечера. И то сказать, как можно было устоять перед соблазном пробраться любыми путями к заветному экрану и, усевшись на каменном полу, оставшемуся от старой церкви, видеть чудодейственные движения героев таких фильмов, как «Тарзан», «Мамлюки», «Дело пёстрых» или «Кочубей», или «Тайна двух океанов», особенно нравившегося мальчишкам. Фильмы вечерние показывали только для взрослых, но мальчишки-сорванцы нашли свой путь. А пробраться – был путь один – через окно, в форточку. Находилось оно довольно высоко, так что приходилось подкладывать камни и взлезать на наружный