ухватились за эту историю. Изображения Мэнсона и участников «Семьи», сделанные во время ареста фотографии красовались на первых полосах изданий и телеэкранах по всему миру. Возник глубокий когнитивный диссонанс. Показанные лица не принадлежали закоренелым преступникам или сбежавшим сумасшедшим. Это были хиппи, типичные «дети цветов» в сиянии наивной юности: небритые длинноволосые мужчины с бусами, в куртках из оленьей кожи; женщины со спутанными немытыми волосами, в синих джинсах и крашенных в технике тай-дай[14] топах на голое тело.
И говорили они тоже, как хиппи: проповедовали идеалы свободной любви, отрицали моногамию и брак, высказывались в пользу сексуальных экспериментов. Они жили в бродячих коммунах, разъезжали по Золотому побережью в раскрашенных в неоновые цвета автобусах и развалюхах, собранных из разномастных запчастей. Они верили, что галлюциногены укрепляют дух и расширяют сознание. Они устраивали домашние роды и воспитывали детей все вместе, в самых простых условиях.
Однако в других аспектах их философия сводилась к гностицизму, граничащему с теологией. Времени не существует, заявляли они. Нет ни хорошего, ни плохого, ни смерти. Человеческое существо – и Бог, и дьявол сразу, одно с другим переплетено. Всё во вселенной – неразделимо, находясь в единстве с самим собой. Моральный кодекс «Семьи», если таковой вообще существовал, был полон противоречий. Убивать животных считалось неправильным – даже со змеями и пауками, заползавшими в их хибары, полагалось обращаться бережно, – зато убивать людей было нормально, поскольку человеческая жизнь по сути не имеет ценности. Убить кого-то все равно что «отломать крошечный кусочек от космического печенья», как выразился впоследствии Текс Уотсон [20]. Смерть в любом случае надо принять, ибо она наполняет душу чувством единства вселенной.
Откуда взялись эти убеждения? Убийцы выросли и получили образование в самых обычных крепких американских общинах, ни одна из которых не признала их своими. «Семья», с ее оторванной от реальности жизнью в коммунах, сексуальной раскрепощенностью и культом ЛСД, стала неким экраном, на который любой мог спроецировать свои страхи перед политикой и вызовами той эпохи. Притягательность движения хиппи заключалась в его готовности отказаться от давно устоявшихся институтов в пользу новых и еще неопробованных. После убийств в доме Шэрон Тейт стало казаться, что хиппи и всякие фрики – это не просто забавные маргиналы, что они действительно могут разрушить существующий порядок. Их неразборчивость в связях неизменно вызывала осуждение со стороны встревоженных моралистов, а кто-то и вовсе испытывал плохо скрываемую зависть. Родители опасались, что их дети могут бросить школу, стать хиппи и никогда не найти себе приличную работу. Подростки повально увлекались путешествиями автостопом. В традиционном обществе устоялось мнение, будто хиппи в целом безобидны, однако становиться одним из них настоятельно не рекомендуется. И хотя было зафиксировано несколько