детей под присмотром Егоровича, Андрей Иванович неспешно идёт чуть вперёд по деревне. Выходит на площадь, если можно так сказать про местность с пятнами асфальта, который за давностью выкладки утратил телесную целостность и был основательно изглодан временем.
Полицейский садится на ветхом крыльце домика с треугольной крышей, что отличается от массы прочих растерявших цвет зданий лишь семью буквами над тем самым крыльцом, гласившими просто – «Магазин». Отец Эсмы методично скручивает сигаретку вишнёвого табака и чинно закуривает, разглядывая напротив развалившуюся церковь, одна бревенчатая башенка которой, покосясь, ещё стоит, две же другие, восьмиугольные, провалились друг в друга, опав на землю, но сохранив луковичные формы и ощерившись деревянными рёбрами поверженных тел. На несколько секунд общий монохром рисует дальтоническую иллюзию для Андрея Ивановича – густой дым крепкого табака ненадолго мерещится ему фиолетовым, как баклажан.
«…И даже церковь умирает, если не используется…» При возвращении во двор отец Эсмы застаёт детвору обдирающей вишню в третьем дворе, где он их оставил собирать яблоки. Егорович куда-то делся, довольные рожицы детей испачканы в вишнёвом соке…
***
А ещё через час они уже стоят на пирсе возле дома, который длинно поскрипывает под кривыми ногами Андрея Ивановича.
– Стоит, – огорчённо выдыхает Эсма, – я думала, может, побежала уже…
– Стоит… – сосредоточенно повторяет отец её, наблюдая. – Но поднимается при этом, значит, из источника прибывает, а это значит, что проблема там… – Андрей Иванович указывает сильным пальцем вправо вниз по былому течению реки.
– Давай съездим, – прыгает на мостке Эсма. – У Экоя завтра день рождения. Он хочет съездить… – тут же легко распоряжается она днём рождения друга к его вящему удивлению.
– Съездим, – кивает благодушно Андрей Иванович, давая детям в руки по тяжёлой корзине, себе беря пару ящиков, поставленных друг на друга. – Непременно завтра. Обещаю!..
Они медленно бредут к дому № 1, отдыхая часто, и так до самого лифта…
– …после работы, после обеда… – говорит Андрей Иванович Эсме и Экою уже в своей лаборатории, где падают очередные капли в продолговатую бутыль, где множество ёмкостей разных форм и оттенков с надетыми на горла резиновыми перчатками надуто и приветственно торчат вверх. Там они и оставляют свой яблочный груз.
– Идите, – утомлённо говорит детям после отец Эсмы, что во время первого рейда не спускал яблок с рук. – Дальше я сам. – И садится в лифт за остатками яблок.
Дети спускаются за ним по лестнице, наблюдают, как ещё два ящика едут наверх, смотрят на спокойную реку, замечают, как липкие сумерки плавно приобнимают всё вокруг, решают, что пора отдыхать, и медленно расходятся.
***
Мать прямо сидит за раритетной швейной машинкой, агрессивно выводя ногой сложные симфонии на педали и толкая ткань взадвперёд по меловым пунктирам, разделяя ткань по параметрам