девчонки в упитанную девушку с выпуклым характером, большим гардеробом, уютным домом и повадками кошки, считающей, что этот мир для неё. Любые надобности её теперь были связаны исключительно с районным центром: стричься, несомненно, возможно было только там, так же как красить волосы, там же и делать ногти, покупать еду и одежду. В скором времени пришлось выделить Маргарите один из двух собственных автомобилей, так как сам кататься туда столь часто Илья Игоревич желанием не обладал по разным мотивам. Конспирации ради он даже заменил номера на автомобиле, выданном в пользование Маргарите. И всё это делалось исключительно для него.
***
– Правда? – нарочито елейно отзывается на висящий в воздухе вопрос злой похмельный барин, что, сопротивляясь ей как потусторонним силам, выпив или, наоборот, протрезвев, нередко становился груб и разрушителен.
Подобное Маргарита мудро претерпевала, не заводя отношений в крайность в такие моменты, сглаживая углы и далее наказывая его в неприметной кошачьей манере. Он приползал, винился, целовал красивые колени и даже отстроил вдруг этот дом, начав прошлой весной, закончив этим летом и обозвав «её новым домом». Тонко вправляемое ему в рассудок чувство неосознанной вины (которое он ощущал, но дословно описать не мог и которое регулярно саднило), ограничение его свободы, неявное, однако различимое, нередко сходилось наотмашь во внутреннем конфликте, который он разрешал уходя в тайгу или напиваясь бойких микстур отца Эсмы.
– Ты слышал? – морща миленький носик, вопрошает Маргарита, перенося вес тела с левого локтя на правый, продолжая почёсывать пальцами обеих рук макушки мёртвых волков. Ногти её окрашены красным. – Китайский вирус уже нашли в Чите. Уже близко к нам. И в Москве уже десять человек от него умерли. Как ты думаешь, мы тоже умрём?
– Мы – нет… – глухо отзывается Илья Игоревич, встретившись своим исподлобьем с её. – Увезу в тайгу, как давно хочу. Посажу глубоко, в зимовье, где только медведи ходят да волки воют. Еды там много, книги есть, всё есть, можно год жить, буду раз в неделю навещать и приносить свежее мясо и вино. Туда вирусу не добраться…
– А сам что будешь делать целую неделю? – погаснув улыбкой, видимо, представив всё в очередной раз, осведомляется девушка.
– Охотиться буду… – елозит на коленях винтовкой глава поселения, недобро хмурясь.
– До другого зимовья? – цепко щурится Маргарита с увесистым намёком. – Развезёшь весь свой гарем по зимовьям? – конкретизирует она свою мысль, подмечая его намерение не ответить.
Илья Игоревич вскидывает винтовку и целится в «свою любовь» – именно так одномоментно промелькивает в его мозгу.
– Я знаю точно, что это ты звонила…
Речь идёт о предмете их последней ссоры, а именно – странных звонках супруге барина, когда после недолгой тишины женский голос говорил одно слово – «мой», после чего трубку клали.
– Также знаю, что ты в духе своих детдомовских правил никогда не признаешься