Юрий Герман

Я отвечаю за все


Скачать книгу

черт!

      И сразу же нахмурился:

      – Почему запрещенный? Погоди, не отвечай, тут людно. Пойдем переулочками.

      Довольно порядочно шли молча. Потом Ястребов сказал:

      – Если замешан в эти самые дутые дела, так и не егози и не петушись. Все равно знать тебя не знаю и ведать не ведаю, пропадай ты пропадом, а если что иначе – докладывай.

      Штуб с усмешкой ответил, что все иначе, и доложил, к примеру, историю Ильи Крахмальникова и нынешнее свое межеумочное и даже дурацкое положение. Антон Степанович предложил:

      – Посидим!

      Не глядя, сел на мокрую скамью, круто и невесело вздохнул. Пушкинский бульвар почти что обезлюдел под моросящим дождем, фонари смотрели слезливо, скучно.

      – Еще рассказывай, – властно распорядился Ястребов.

      Штуб рассказал и еще – в наблюдениях и фактах, в размышлениях и выводах у него недостатка не было. Антон Степанович слушал его с мрачным и даже гневным интересом, не прерывая ни словом, ни жестом, только жадно курил, часто сплевывая под ноги.

      – Тебе там не сдюжить, – произнес он наконец, – думать надо об иной работенке. Как это выражаются? О «трудоустройстве»? Что же, ждал много, подожди еще… Напиши, где тебя искать…

      Под унылым дождиком, не строя себе никаких надежд, Штуб аккуратно написал дяде Антону номер телефона и название своей гостиницы. Покуда он писал, Ястребов смотрел на него сбоку – словно все еще сердясь. К себе в гости Августа Яновича он не позвал, даже по телефону не предложил позвонить.

      Штуб опять сел на скамью: идти в затхлый номер старой гостиницы ему не хотелось, а больше было некуда.

      Странно, в таком городе, а некуда пойти. И вспомнилось из недавно прочитанной душераздирающей книги: «Надо же человеку куда-то пойти!» И еще вспомнилось – из другой: «Тяжкие и мрачные времена бессудия и безмолвия». Но тут же он рассердился на себя – тоже настроения!

      И пошел, словно бы в самом деле занятой человек, словно где-то и вправду его ждут, словно он еще кому-то нужен. В общем пошел, чтобы вновь приняться за неспешную и нелегкую работу ожидания. Но тут дождался скоро. Позвонил девичий голос и предупредил:

      – Товарищ Штуб? С вами будет говорить комиссар Ястребов.

      – Ну что ж, мальчишечка, беги сюда живо ножками, – сказал Ястребов. – Или ты занят чем?

      Голос был прежний, тот голос дяди Антона, голос, который Август Янович, пожалуй, никогда и не забывал, голос, который бормотал много лет тому назад:

      – Учись по-русски: идет коза рогатая, идет коза…

      И спрашивал, как эта же рогатая коза будет по-латышски.

      В первое свидание проговорили часа три, но все вокруг да около. Во второе – столько же, но поближе к делу, которого Штуб все-таки не разгадал. В третье свидание Ястребов, пофыркивая, вдруг осведомился:

      – По-немецки знаешь? Но не слова – гросефатер там, или муттер, или фенстер, а по-настоящему. Не обязательно, как немец, но прилично.

      Сердце Штуба чуть екнуло. Он хорошо понимал, где работает