массовой талантливости советских докторов на фронтах, – заговорил вновь Вагаршак, – дало замечательные результаты, дало целую систему, о которой мы здесь еще и понятия не имеем. Мы словно бы говорим на языке Тредиаковского, мы тут не современны! Дорогое, золотое время мы тратим на трескотню, на вздор…
– Нет, это невозможно! – вскочил вдруг Иван Иванович Елкин. – Это решительно невозможно. Я категорически возражаю. Все, что здесь происходит, отдает непотребством. Что же это? Кто кого учит?
– Это собеседование! – яростно крикнула из зала Люба. – Неужто и поговорить нельзя? И не прерывайте Саиняна, он же не кончил…
Проректор взял в руку звонок.
Аудитория шумела сдержанно, невесело и немного угрожающе.
– Требую слова! – закричал Жмудь. – Требую, требую, требую, требую…
Вагаршак, слегка побледнев, сошел с кафедры и сел в первом ряду. А проректор, положив левую руку на плечо Елкина, что-то ему шепнул и нажал на елкинское плечо так, что Иван Иванович сел. И глаза у него сделались испуганные.
– Минуточку, товарищи, – заговорил проректор. – Я вынужден вмешаться, потому что нас всех занесло, как говорится, не в ту сторону. Профессор Елкин, к сожалению, принял на свой счет то, что ему и адресовано не было, да и вообще я не склонен представлять дело так, что Саинян кого-то в чем-то упрекал. Мы на собрании, и все тут товарищи, все друзья, которые вправе сказать друг другу и горькие слова…
Проректор произнес умную и хорошую речь. Ему аплодировали так долго, что Елкин даже успел за время аплодисментов уйти. Слово дали студентке Габай. Выступление ее было коротким.
– Я к началу вернусь, – сказала она, – жалко только, что профессор Елкин отбыл. Читает нам достопочтенный Иван Иванович, как снимать пробы с пищи и как очищать водоемы, и ладно. Это все в книжках написано, лучше бы сам на войну отправился и сам на месте учил, как водоемы очищать, и сам пробы снимал. Я не про то, это так, к слову. Я про то, что Вагаршак Саинян – гордость нашего института и к нему нужно особое отношение. Совершенно особое!
– Под стеклянный колпак его! – крикнул Жмудь. – В башню из слоновой кости! Забронировать от самокритики!
Люба подождала, покуда Жмудь выкричался.
– Что касается биографии Саиняна… – начала она опять, но Вагаршак вдруг оказался рядом с ней и мягко, но с силой оттеснил ее плечом от кафедры.
В зале засмеялись, улыбнулся и Вагаршак. А Люба осталась стоять за его спиной, потому что не знала, что ей надо делать.
– Я же не из-за тебя, – услышал он ее шепот. – Я по-товарищески, как о любом другом талантливом студенте…
– Дело совершенно не во мне, – как бы и ей, но и всей аудитории начал Вагаршак, – дело в нашей работе. Мы же собрались сюда не для того, чтобы попрекать друг друга, не для того, чтобы подсчитывать обиды и вновь обижаться, не для того, чтобы считаться с самолюбием. Мы для дела собрались. И разве возможно иначе, когда там…
Он немножко подумал,