Ашхен очень ревнивая, – почему-то с удовольствием произнес Вагаршак. – Но она тебя полюбит. Тебя нельзя не полюбить, но и она понимает то, о чем я тебе сказал. Только, пожалуйста, Любочка, договоримся еще по одному вопросу. Если мы поженимся – нас при распределении направят работать вместе. И тогда все то трудное, что ожидает меня, придется делить и тебе. А если же…
Она не дала ему договорить.
– Ладно, – услышал он ее вконец разобиженный голос, – отложим ваше попеченье на будущее воскресенье. Не нужны мне никакие твои загсы. Обманул девушку и задал стрекача, все вы такие, мужчины!
Вагаршак погладил ее по голове.
– Уйди, – сквозь слезы сказала она. – Дай пореветь над своей растоптанной жизнью…
Она ревела, он думал.
– Я все равно тебя дождусь! – сказала она. – Слышишь?
– Я бы хотел этого…
– Правда?
– А ты не знаешь?
– Но когда?
– Тетя Ашхен говорит, что это не может вечно продолжаться.
– Если бы ты только не влюбился без меня, – в сердцах сказала Люба. – Ты красивый, талантливый, приедешь куда-нибудь – и сразу они начнут над тобой порхать, окружать тебя чуткостью, понимающе смотреть в глаза. Ох, как я их знаю – их всех…
Накануне дня, когда их должны были распределять, она спросила:
– Может быть, все-таки поженимся?
– Нет! – сказал он глухо. – И не стоит об этом говорить!
Всю ту последнюю ночь Люба проплакала. Вагаршак сидел на низком подоконнике, курил самокрутки и, коротко вздыхая, молчал. На рассвете, когда они лежали обнявшись, истомленные любовью и наступающим расставанием, Вагаршак произнес:
– Неизбежности нашей разлуки, конечно, нет. Но существует одно обстоятельство, которое ты не можешь не понимать. Моя биография может толкнуть меня на известный компромисс. Какой – я еще не знаю точно. Любимая жена, именно любимая, при обстоятельствах, которые не нуждаются в уточнении, может толкнуть на компромисс с совестью, с долгом, с тем, что я хочу делать. И тогда любимая женщина станет врагом.
Люба приподнялась на локте. На своем лице она чувствовала дыхание Вагаршака.
– И я возненавижу любимую женщину, – произнес он спокойным голосом. – Я сделаю один только шаг к этому компромиссу – и наша жизнь будет кончена.
– А разве я не смогу тебя удержать от этого таинственного шага?
– Как, если я совершу его во имя нашей семьи?
– Значит, я могу считать, что мы женаты, но ты уехал пока в длительную командировку?
– Можешь, – притягивая ее к себе, сказал он, – можешь! На Северном полюсе или еще где-нибудь, где нет ни одной женщины. Где есть только работа. И совсем не опасно, даже беспокоиться нечего, такой уж полюс. Тут дело не во мне, Любочка, а в тебе.
Она еще ближе наклонилась к нему.
– Во мне? Но я ведь больше никого и никогда не полюблю.
– Тогда давай считать, что мы женаты.
– Это как? – даже не поняла она.
– Гражданским браком, – вглядываясь в ее бледное