ивой уловкой, ведущей к погибели ожиданой.
Часть I
Се́лиот, приятного вида мужчина сив тридцати от роду и крепкий будто сталь, наблюдал за розовым, перекаляющимся в красный огонь солнечным диском, опасливо выплывающий широким сальным блюдцем с алой каемкой из-за высоких и снежных, даже в самый жаркий день, вершин Великого Хребта. Он всегда вставал с первой зарей, поправлял кровать и приводил свою сиятельную персону в порядок. Видано ли дело, чтобы сын графа Вернеделья́ра де Ла-Фео, ярла Аэстельской провинции, был похож на деревенщину из болотных сел, которых сотни разбросано у Сумеречного леса, набухшего зеленой и вонючей гнилью на Западных Землях великого и могучего острова Бездны. То и дело, что не видано! Серебряным гребнем с золотой росписью, любуясь восходящим светилом, расчесывал темные волосы и короткостриженую бороду, умывался и брал книгу с самой верхней полки, ожидая полного рассвета. Изредка поглядывал на крестьян, что еще по сумеркам, сгорбившись, работали в полях и убивали и не без того хлипкое от долгих трудовых сив здоровье, но то их вечная доля. Без ума только и остается, что пахать и сеять; будет ум, то будут руководить всеми делами сами, правда, откуда ему взяться, если и графу книгу достать отнюдь не легко.
Мия смирено посапывала в кровати, ворочаясь и забавно щурясь на солнце – невольная улыбка засияла на лице Селиота при виде этой милой и радостной для души картины. Ох! Как жаль, что нельзя вот так в одно мгновение запечатлеть ее, а как проснется, показать. «Смотри, дорогая, ты прямо вылитый поросенок!» Он усмехнулся, но сразу же скривился: сравнение с дьявольской скотиной покоробило. Мия его единственная и прекрасная, а тут поросенок! Вот дурак.
Тем временем солнце поднималось все выше и выше из-за горных, далеких вершин и стало неслабо припекать. Селиот приподнялся и раскрыл окно – свежий воздух, пропитавшийся запахом утренней росы и сена, ударил в грудь и оживил отходящее от крепкого сна сердце, кровь кротко забурлила в жилах. Романтическая нотка разжигала симфонию счастья! Настрой наступившей сивы придавал силу, надежду и любовь. Селиот на цыпочках вернулся в кровать и, боясь разбудить Мию, осторожно приобнял ее. Она фыркнула и заворочалась, по-кошачьи нежась, вытягивая над головой длинные и гибкие руки и сладко постанывая от удовольствия. «Богиня!» – подумал Селиот и поцеловал жену в румяную щеку. Мия проснулась окончательно, села, опершись спиной в стену, и откидывая пшеничного цвета спутанные волосы с лица. Теперь она стала похожа на себя обыкновенную. В прошлом простая и неуклюжая крестьянка, а сейчас пышная и красивая графиня.
Селиот встретил ее холин так восемь назад. Был он тогда со сводным братом Лео проездом в Мидстейме. Захотел, значит, молодой Селио водицу набрать в местных ручейках, пока брат лошадей кормил и поил. Вдруг услышал, как плещется кто-то. Испугался сначала: непонятно же, кому по двадцатому дню средней ветали вздумалось искупнуться в студеном ручейке, мог и на русалку страстную наткнуться или на другое речное чудище, а тут диво! Моется в ледяной воде широкобедрая, слегка смуглая девица сив от силы пятнадцати. Стыдно, но по-мужски интересно стало ему – спрятался за молодой ивой, ухватившись за сук, чтобы в воду не плюхнуться, и принялся наблюдать, а в горле образовалась пустыня от страшного смущения и страстного возбуждения. Девушка, не боясь ледяной воды, мылась и не подозревала, что за ней подсматривают. Длинные до самого пояса светлые волосы прилипли к влажной коже, прикрывая бесстыдно оголенные ягодицы. Острая и упругая грудь с затвердевшими красными сосками от студеной воды заманчиво колыхалась при каждом легком движении, и сама она была легка, подобно перышку на могучем ветру. Надломился сук, и с криком, похожим на вой убитой собаки, Селиот повалился в ледяной ручей – девица пискнула и за один прыжок оказалась на берегу, поспешно натягивая застиранное платье. Собиралась уже бежать, но замерла и рассмеялась, а смех ее был сравним со звоном колокольчиков в чистом цветочном поле. Зеленые глаза ее оставались внимательными и зоркими. Понял Селиот, что влюбился страсть как сильно, тогда и решил, что в жены ее возьмет. Так и случилось.
– Утро доброе, милый! – сказала Мия. Луговые глаза сияли в отблесках красного солнца. За эти глаза готов и жизнь отдать. Душу Вейву продать, чтобы они смотрели на него, не отрываясь. За это и любил ее. Никакое золото, никакие камни драгоценные не стоили этого пронизывающего до дрожи взгляда.
– Доброе.
Он медленно и плавно склонился над ее бледным и чистым лицом, осторожно коснулся сухеньких, пухлых губ. Провел рукой по нежной коже, которая еще помнила давние времена тяжкого труда. Рельефные, небрежные швы шрамов и твердая, шершавая корочка ожогов не давали забыть о крестьянском прошлом, но Мию они только украшали, предавали сил и необыкновенную женственность.
– Может, нам пора о детях подумать, Селио? – вопрос загнал его в тупик. – Долгих восемь сив мы вместе и женаты, а детей своих так и не имеем.
Селиот промолчал, задумчиво отпрянул от Мии и свесил ноги с кровати. Он и сам об этом частенько задумывался. Хотел, чтобы сын был, по хозяйству ему помогающий, и дочь, за домом и очагом приглядывающая. Правда, ни хозяйства, ни дома своего, у Селиота пока не имелось. Все в отчем поместье шевыряется,