вздох облегчения, а я почти физически ощущал, как начинает покалывать у него в пальцах, как оживают суставы, а кровь быстрее движется в сосудах. От кистей – к предплечьям и выше. Постепенно синюшный цвет лица перешел в нормальный, на бровях начала таять ледяная корочка. И только почувствовав, что он достаточно отогрелся, я разжал руки. Встал, огляделся. Мы сидели на еще одном, совсем небольшом уступе, а дальше вниз убегал заснеженный склон. Ни кустов, ни тропок – ничего. Лишь серые валуны тут и там выглядывали из-под белого покрывала. Снег, камень и метель. И что самое паскудное, я не чувствовал возможности выйти в Паутину. Совсем не чувствовал. Даже намека на выход в изнанку реальности. Я обнажил Гелисворт и, сосредоточившись, дал импульс-пеленг на ближайшую «нору». Поисковое заклинание не подвело: клинок сам собой потянул меня влево и вниз. Теперь я точно знал, куда идти.
– Па, где мы? – задал сын едва ли не первый разумный вопрос.
– А я знаю? Вроде как по соседству с нужным нам миром. – Я нахлобучил Ромке на голову шляпу. – Пошли, пока в снеговиков не превратились.
Спускались в связке: я – впереди, Ромка – за мной. Поймав один раз направление, я не сбился бы с него даже с завязанными глазами.
– Пап, что значит – в соседнем мире? Разве они не разделены Паутиной?
– Не всегда. Бывают целые скопления миров, эдакие созвездия. Существуют рядышком, под боком друг у друга.
– То есть миры и соприкасаться могут?
– Ну да. – Идти было еще далеко, но в молчании шагать особенно грустно, вот я и развлекал сына, устроив ему небольшой ликбез. Да и поддерживать ритм дыхания в очень разреженном воздухе это помогало. – Они как пузыри в мыльной пене. Вроде и все вместе, и каждый сам по себе.
– Как же тогда реальности не смешиваются?
– Да очень просто – в каждом мире время течет как бы под углом к соседнему, образуя тонкую, но достаточную защиту мирозданий. Впрочем, даже в таких стенках существуют свои «норы» и «щели», к одной из таких «нор» мы и двигаемся.
За спиной раздался короткий вскрик, мимо кубарем прокатился Ромка. Я машинально упал на спину, упершись ногами в ближайший камень и ухватив веревку. Та резко дернулась и натянулась, останавливая падение горе-альпиниста.
– Ты цел?
– Ага, – сын держался за голову, – вроде ничего не сломал…
– Не будешь ворон считать! – буркнул я. – Горы ошибок не прощают.
– Понял… – сердито засопел Ромка.
– Тогда вставай! До «норы» еще далеко…
Мы продолжали идти, продвигаясь вперед со скоростью пьяной черепахи. Белое покрывало снега не только искажало перспективу, но еще и прятало под собой острые камни и коварные провалы.
– Пап, ты слышишь? – приостановился Ромка.
– Что именно? – Я откинул капюшон, прислушался.
– Гул какой-то.
Теперь и я уловил еле слышный рокот. Вначале на самой границе слышимости,