смущенно темнели выпуклыми бревнами, посреди зала, в который они вошли, красовался небольшой круглый стол, накрытый кружевной скатеркой, у окна высился здоровенный деревянный буфет, напротив, у стены – не намного меньший комод. Рядом с широкой скамьей стоял неизвестный Лизе агрегат с деревянным колесом, на небольшом столике у окна притулилась старая швейная машинка. В переднем углу висела черная икона, она была настолько старой, что потемневший лик трудно было узнать, и лишь присмотревшись, Лиза поняла – Казанская. Икону обрамлял вышитый рушник, у двери висело зеркало, тоже в рушнике, вдоль стен стояли лавки. Майма положила свой рюкзачок, устало села на лавку, откинулась назад
– Бывала я в этом доме. Здесь все по уму, все есть – и огород, и скотный двор, и сенник. В конце двора банька, правда топится по-черному, но научишься, не Боги горшки обжигают. Все обойдется.
Лиза присела рядом со свекровью, прошептала
– Ну ты и научишь нас с Алисой всему. Куда ж мы без тебя…
Майма покачала головой и вдруг зевнула – широко, беззастенчиво, как кошка.
– Устала я, как собака. Нет, Лизушка, мы с Витей завтра уезжаем. Прямо после завтрака, ты уж сама учись. Тебе долго здесь жить, привыкнешь.
– Долго, это сколько? Месяц?
Майма улыбнулась, встала, потянула Лизу за руку, кивнула Виктору
– Там ваша спальня. А моя -там…
Она помолчала, глянула Лизе в глаза вопрсительно, испытующе
– Нет, Лиз, не месяц. Думаю, минимум год.
В спальне было тесно, как в пенале, крошечная комнатка выходила в зал узкой дверкой, узкой настолько, что в нее еле протиснулся Виктор. От него пахло дымком и теплой, разогретой шерстью, он прямо в новом свитере шерудил в печке, выгребал золу, подкидывал дрова, хозяйничал. В спальне было не просто тепло – жарко, Лиза стянула шубку, бросила ее на единственный стул, стоящий у кровати, бессильно опустилась прямо на белоснежное покрывало.
– Подожди, Лиз. Все убрать надо, видишь как она застелена – парадно. Сейчас сниму
Уже сквозь сон Лиза смотрела, как муж стаскивает с высоких, уложенных пирамидкой подушек прозрачную, кружевную накидушку, раскидывает их уютной шеренгой, складывает покрывало, трясет пушистое одеяло, тыркает кулаками в перину.
– Раздевайся, ложись. Спать будешь, как в раю – все на гусином пухе. Я такое у прабабки видел, спал даже, обалдеть. Не спи стоя.
…
Утра Лиза не заметила, в их спальню-пенал свет не проникал, окна не было. Она открыла глаза, потому что ее вовсю трясла Майма, ругаясь на чем свет стоит, впервые Лиза видела ее такой возмущенной
– Нет, ну вы подумайте! Одна спит, теперь другая. Сейчас Марфа нам выдаст за опоздание на завтрак, пойдешь картошку чистить, как провинившаяся. Давай! Бегом! Виктор воды принес, хоть умоешься.
Шатаясь, как пьяная, Лиза добрела до умывальника, хищно нацелившегося в ее протянутые ладошки ледяным соском. Но зато сразу после первой пригоршни воды крупинками острых льдинок, она враз проснулась и увидела солнце! Огромное, холодноватое, задумчивое. Оно