Пенфей, – мол, тут так принято. Армейские традиции и всё такое. Как по другому-то? А я и говорю им: «Пошлите! Сейчас я вам покажу, как по-другому!» У меня аж дрожь по всему телу побежала от своей же дерзости! Прикинь? Сейчас, говорю, биться с ними будем! «Что, прямо сейчас? – заохали они. – Нас же мало. А их – вон сколько». Я смотрю, они съезжают, схватил что подвернулось под руку, какую-то ножовку по дереву. Так, для смелости. И пошел в расположение казармы. Они – за мной. Пнул дверь ногой со всей силы, встал в дверях и кричу: «Эй, вы, лохи позорные! Старослужащие, это вас касается! Давайте драться! Один на один! Я сейчас морды всем вам тут поразбиваю! Ну, подходи по одному!»
– И – что? – удивился Банан, когда Пенфей внезапно замолчал.
– Съехали они, – усмехнулся тот.
– Да я бы кинул в тебя табуреткой, да и делов-то! – с усмешкой вспомнил Банан. – Как я уже делал это на «Узле связи», когда один длинный, такой, душара, типа – в шутку, подбежал и со всей силы ударил меня по голове подушкой, когда я пришел с Командного Пункта ПВО после суток и уже спал. Я подскочил, в непонятках, увидел, как он убегает, как заяц, и тут же швырнул в него табуреткой. Но не попал. И тут же схватил вторую. Но тот уже лёг в свою кровать под одеяло и забился головой под подушку, сделав вид, что спит. Я посмотрел на остальных, и, видя, что они украдкой ржут, как дети, заорал на них, что сейчас всех их тут этой табуреткой поубиваю! Поставил её поближе к себе и снова лег спать. Да и в Учебке такое не прокатило бы, – усмехнулся Банан, вспомнив своих дедов. – В Учебке один только замахнулся раз на сержанта, так на него сразу же, как по тревоге, все старослужащие накинулись. Но не стали его бить. Так, пожурили только на первый раз. Выяснили, кто там, да в чём именно был виноват, и всё. Но мы сразу же всё поняли, после отбоя отжимаясь от пола за его косяк, что так, как он, лучше не делать.
– У нас-то была не Учебная, а обычная часть, – пояснил Пенфей. – А там все более расслаблены. И никто так и не встал.
– Вот лошары! Меня тоже однажды пытались «свергнуть», – усмехнулся Банан, вспоминая другой случай. – Я, как деды разъехались, вообще оказался на «Узле связи» среди молодых бойцов одним единственным старослужащим.
– Совсем? – не поверил Аякс.
– Были ещё двое, – признался Банан, – но они постоянно на станции релейной связи по очереди дежурили. В части редко показывались. Поедят, поспят и опять уходят. А я вначале был единственным черпаком в роте и стоял вечным дневальным, даже спал стоя на тумбочке, как лошадь. Минут двадцать в сутки посплю и всё! А потом, как духов в часть нагнали и деды разъехались, стал то дежурным по роте, то – начальником смены телеграфного цеха на Командном Пункте. Так один молодой боец, коренастый такой, который всех молодых пытался строить, подошел один раз ко мне сбоку и молча с размаху ка-а-ак ударит меня в челюсть! У меня там аж что-то хрустнуло в зубах. Но я и ухом не повел! Тут же понял, что это был его лучший удар, которым он и хотел меня сразу же вырубить.