эти слова по телефону. Моя учительница миссис Мелени, которая преподавала у нас в восьмом классе, попросила разрешения проводить меня до дома.
Я не хотела идти домой.
Возвращаться туда было особо не к чему.
Я вошла в дом в сопровождении миссис Мелени. Если и был какой-то закон, запрещающий это, она его нарушила. Но я чувствовала себя в безопасности рядом с ней.
Моя мать сидела в гостиной, держа в одной руке сигарету, а в другой – банку пива. Радио было включено на полную мощность, грохотал панк-рок, а она пела в полный голос, словно у нее и не умер муж.
Словно у меня не умер отец.
Мне было тринадцать, когда я спросила у матери, как он умер. Она ответила, что его забрал алкоголь. Теперь я знаю, что она имела в виду: он тогда выпил слишком много, и из-за яда его мозг прекратил работать.
Миссис Мелени расплакалась, когда увидела, в каком состоянии находится дом, в котором я живу. Моя мать была функциональной алкоголичкой [7], но все равно алкоголичкой. Она говорила, что если она способна выполнять необходимую работу по дому, появляться на работе и мыть машину, не отключаясь и осознавая, что делает, так зачем ей прекращать пить?
Я не могла с ней спорить. У меня не было права голоса.
Миссис Мелени спросила, не хочу ли я, чтобы она отвела меня в центр социальной помощи детям. Я помню, как рассмеялась в ответ.
– Я уже слишком большая для этого, – сказала я ей.
На самом деле я имела в виду: «Спасите меня».
На похоронах моего отца мать рыдала как двухлетний ребенок, потерявший любимую игрушку. Не знаю, любила ли она когда-нибудь моего отца. Не могу сказать, знала ли она его вообще.
А я?
Он ее любил? А меня?
Почему он меня бросил, если любил?
В доме больше не воняло алкоголем. Отец обычно его расплескивал, а мать наливала себе выпивку в стаканы с крышками. Полы перестали быть липкими. Наверное, это что-то значило.
Отец оставил большое наследство матери и мне, только в завещании указал особое условие: я его получу только после окончания университета. В свое время он основал подрядную строительную фирму. Мой отец был по-своему умным. Но он также был и больным человеком.
Но мне было тринадцать лет. Что тринадцатилетнему ребенку делать с тысячами долларов? Я не знала, как тратить деньги. По крайней мере, тогда.
После похорон мать исчезла на несколько дней. Я думаю, что она отправилась в заведение под названием «У тети Лизы», потому что вернулась в красном пальто и чулках до колена. «У тети Лизы» – это стриптиз-клуб, я погуглила.
В ту ночь я спала в кровати отца. Мне хотелось почувствовать то, что чувствовал он, чувствовал каждую ночь, когда просыпался и ненавидел жизнь так сильно, что травил себя изнутри.
Я была такой плохой? Я была трудным ребенком, о котором было сложно заботиться? Мне слишком много всего требовалось? Я была приставучей? Слишком слабой?
Его комната была темной и мрачной, на этих стенах и в каждом углу встречались разные оттенки синего. Темно-синие шторы, постельное белье цвета индиго, облупившаяся краска цвета еловой