то, чтобы вовсе Баська не умеет, да только дом чужой. Где тут корыто искать? Или доску стиральную? Золу опять же? Да и потом чего, ежели съедут? Нет, лучше уж свернуть комом, а потом уж Никанора пускай сама разбирается.
– Надо было, да… – Никанора вздохнула и поднялась.
– Сиди уже, а то ж…
– Это меня боги наказали, – сказала она уверенно.
– За что?
– За… мы с твоим батюшкой давно… он, как меня увидал, так и предложил переехать. Обещал, что любить станет… и в доме его хозяйкою буду. Жениться вот не хотел. Все говорил, что дочка… что… неможно… пока ты не замужем, то и неможно. А я ж его… как увидала, так и все.
Она все-таки присела, еще слабая и бледная.
Волосы вот перечесать бы, переплести рыхлую, почти рассыпавшуюся косу, которую Никанора одной только лентой и перехватила.
– Я ж не из-за богатства… да, мы бедные, но… я у батюшкиной родни жила. Приживалкою. Почти холопкою, только и слышала, какая я из себя нехорошая. Бледная. Костистая. Как матушка. А он красивой назвал. Потому и пошла, полетела… сперва на все готова была, лишь бы рядом с ним.
Никанора сцепила бледные руки.
И к губам поднесла.
– О женитьбе и не думала. Грех? Пускай… но… я глядела, как ты живешь. И завидовала. Страшно завидовала. Ты… ты даже не понимала, что у тебя есть все. Стоило только пожелать и… ела, что хотела. Делала… ничего не делала.
Можно подумать, Никанору заставляли работать с утра до ночи.
– Я занялась и домом. Порядка там не было.
Баська пожала плечами.
О доме она как-то… не то, чтобы не думала, но привыкла, что все идет, как оно идет.
– Хозяйство посыпалось, холопы разленились. Иные проворовались. В домовых книгах полнейший беспорядок, будто… не важно. Фролушка-то все больше лавками занят, делами торговыми, тут-то ему некогда было, а ты…
– А я?
– А ты… ты тоже не виновата. Кому тебя учить было-то?
Баська подумала и согласилась. Не то, чтобы вовсе не кольнуло под сердцем, потому как оно и вправду должна была Баська за всем приглядывать, но ей все как-то не до того было. Сперва. Потом уж Никанора появилась.
– И мне бы тоже тебя учить, но я… я хотела, чтобы он любил меня. И только меня. Чтобы всем сказал, что любит, чтобы… перестали за спиною шептаться. А он все не хотел тебя огорчать.
– Я не знала…
– А когда б узнала, что неужто обрадовалась бы? – поинтересовалась Никанора, косу распуская. А волос у ней хороший, светлый, без рыжины, и мягкий, вона, рассыпался как, лег покрывалом.
– Неа, – честно призналась Баська и гребень подала.
– Ты б костьми легла, а не позволила бы… – Никанора гребень взяла и вздохнула. – А тут он заговорил, что надобно тебя замуж выдать, что большая уже. И Тришку привел.
Бледная рука её дрогнула, а над губой опять бисеринки пота появились.
– И все повторял, что терем большой, что поженитесь вы, жить станете… внуки пойдут… тогда-то я и подумала, что больше не нужна, что… мне до конца жизни быть никем, приживалкою, которую держат из милости