есть мне куда податься, – ее голос звенел как-то так громко, что Ежи даже поморщился. Ныла голова. И шея. И сердце. И все-то тело.
То ли от переизбытка силы, то ли от того, что он лежал долго и в неудобной позе.
– Смею вас заверить, что в моем доме к вам отнесутся со всем возможным уважением, – Радожский тоже говорил громко. – Я настаиваю, в конце-то концов!
– Настаивайте, – разрешили ему.
А Ежи почесал руку и подумал, что этого, чересчур уж резвого, надо было еще там, на озере, проклинать.
– Вы не можете вот так жить одна!
– Почему?
– Это… это просто неприлично!
– Почему?
– Вы… издеваетесь?
Ежи мысленно присоединился к вопросу.
– Я интересуюсь, – уточнила Стася. – К тому же я не одна.
– С котиками.
– И с Евдокимом Афанасьевичем.
– Он дух!
– С Ежи?
– Лучше бы он был духом!
– Поговорите, может, и согласится.
Ежи заранее решил, что не согласится. Во-первых, в человеческом бытии были свои несомненные преимущества, а во-вторых, обойдутся.
– То есть, вы собираетесь жить с… посторонним мужчиной…
– С двумя. Или даже с тремя, если считать Антошку.
– Антошку можно не считать, – великодушно разрешил Радожский.
– Это почему?
– Потому! Вы все-таки издеваетесь. Ведьма.
– Я только учусь, – Стася вздохнула и иным, спокойным тоном, сказала. – Я понимаю, что вы привыкли к иному. Но и вы поймите, что я тоже привыкла к иному. У нас с вами категорическое несовпадение мировоззрений. И подозреваю, это не лечится.
Радожский ничего не ответил, лишь засопел громко и обиженно.
– Поэтому извините, но я пока буду делать так, как считаю нужным. У меня есть дом…
– Который того и гляди рассыплется.
– Не рассыплется, – проворчал Ежи.
– Подслушивать неприлично, – глаза Радожского нехорошо полыхнули. А ведь маг неслабый, огневик. У них вечно силы больше, чем сдержанности.
– Зато полезно, – сказал Ежи и сам себе удивился. Прежде он бы промолчал, признавая, что поступил не самым лучшим образом, ведь и вправду воспитанные люди чужих разговоров не слушают. – Вы говорили громко. Так вот, дом, пусть и несколько заброшен, но не настолько, чтобы его было сложно привести в порядок.
– Послушайте, – Радожский дернул шеей. – Настоятельно не рекомендую вам лезть в чужое дело.
– Оно не чужое, – Ежи потер глаза, перед которыми заплясали искры. – Оно общее… или вы не хотите от проклятья избавиться?
– Хочу и поэтому говорю, что нам следует пожениться. И как можно скорее.
Он поднял руку и рукав дернул, вымещая на нем раздражение. Ткань, правда, хорошею оказалась, не продралась, затрещала только.
– Я и так вижу, – заверил его Ежи. Он и вправду видел черноту, обвившую запястье, вошедшую под кожу и глубже. И чернота эта, обжив руку, поднялась уже до локтя, а там и выше.
– Если видите, то должны понять… мне тоже не слишком радостно, что приходится…