и давно уже не способны были выполнять свою работу, до подвалов. – Но… что было потом?
– Потом? Ничего-то особенного. Я влюбился. И мы танцевали. Много танцевали. Больше, чем следовало бы, а потому на следующий день пошел слух… и я не стал опровергать. Я попросил её руки. Матушка же… мне почудилось, что она не слишком была рада, хотя, конечно, странно… она уговаривала меня не спешить. Но я… никогда-то не испытывавший подобного, я опасался упустить свое чудо. Еще одна ловушка любви. Я видел, что меня не любят, но наивно полагал, будто мое чувство столь велико, что не ответить на него просто-напросто невозможно.
Он остановился у окна, и солнечный свет, пробиваясь сквозь стекло, делал призрачную фигуру почти прозрачною.
– Любовь – опасная игрушка. Будь осторожнее.
Стася кивнула.
Будет.
Всенепременно.
Следующие несколько дней прошли, как ни странно, в тиши и благоденствии. То есть, в относительной тиши, ибо дом наполнился вдруг людьми, которые этот самый дом отмывали, вычищали и вовсе приводили в порядок, чему сам дом, как Стасе казалось, был весьма даже рад.
И освободившись ото сна.
Стряхнув вековую пыль, дом помолодел, похорошел, вновь приоделся в шелка и бархаты.
– А я ей и говорю, куда ты тафту да в горячую воду пихаешь! – Баська стояла, уперевши руки в бока, что выражало крайнюю степень возмущения. – Дура безрукая!
– А она?
Маланька вот пристроилась на низенькой кушеточке, обивка которой несколько поблекла, но все еще сохранила общую целостность.
– А она сказала, что ей велено стирать, она и стирает… – Баська рукой махнула. – За всем пригляд нужон.
Она подхватила котенка под толстое брюхо и подняла, потерлась щекой о мягкую шерсть.
– Еще и ключница, стервь старая… небось, следить прислал этот ваш князь.
– Не мой, – меланхолично ответила Стася, которая с князем виделась дважды и даже приняла от него букет цветов. После двух десятков холопов цветы – это право слово, пустяк совершеннейший.
Но Ежи обиделся.
Виду не показал, но точно обиделся. Стася почуяла. И даже совестно стало. Немного. А потом… потом она решила, что в конце концов, женщина свободная, а Ежи сам держится так, будто бы он Стасе какой родственник дальний и не более того.
В общем, попробуй-ка разберись с этими мужчинами.
Тем более, когда они разбирательств всячески избегают, отговариваясь великой мужскою занятостью. Тут вообще, если разобраться, все-то заняты. Антошка и тот дело себе нашел, прочно обосновавшись на огромной местной кухне, в которой он вдруг стал единственным властелином. Даже присланные Радожским кухарки, попробовав воевать, признали-таки поражение.
Баська командовала дворней.
Маланька помогала.
Ежи учился. Евдоким Афанасьевич учил, а Стася… Стася, пожалуй, впервые за долгое время маялась бездельем. И если сперва она делала это с немалым удовольствием, то теперь…
– И вот она мне…
Стася потерла виски, понимая, что еще немного и взвоет.
…коты