а порой и за оглоблю схватиться могли. Оттого и потянула Лика племянницу прочь. Вернуться хотела, уж больно как-то оно неспокойно вышло, да верно от волнения свернула не туда.
А потом опять.
И…
Заблудилась.
Оно в жизни такого не приключалось, чтобы Лика где-то да блудила. Она и в лесу, и в деревне, и вот в Китеже скоренько разобралась, а туточки…
– Потерялись? – спросила Лилечка, разглядывая дома, которые были уже вовсе не так хороши: низковаты, темноваты, порой и вовсе кривы.
– Найдемся, – Лика ответила бодро, чтоб дитё не пугать. И себя обругала за глупость. А еще носом шмыгнула, потому как проклятые сопли опять набежали.
Они бы нашлись.
То за диво, спросили бы у кого дороги, да…
– Девицы-красавицы, – этот тип вынырнул откуда-то из подворотни, дорогу заступивши. – Гуляете?
Лика потянула Лилечку за спину. Ишь ты, не хватало им…
– Пряничку хотите? Или леденца?
И леденцы сует.
На палочке.
– Спасибо, обойдемся, – Лика головой покачала и попятилась. Была б она одна, сбегла бы, небось, на ногу она легкая, не догнал бы. Только… Лилечка малая.
Не бросишь.
– Что ж так, красавица, – а этот сощурился, и так от на Лику глянул, что голова кругом пошла. Показалось, вот оно, настоящее…
…что именно, она не поняла.
– Недобрая ты… а такая хорошая… пойдем со мною, не обижу…
Она и пошла.
И Лилечку за собою потянула, хотя та и пыталась руку вырвать, да куда там. Лика держала крепко. Нельзя дитё одно бросать, а она…
…она ведь не сбегает.
У нее просто любовь.
И жених.
Конечно, жених… они поженятся, а потом и к маменьке… то-то она рада будет, что Лика её от этих от забот отрешила и сама жениха сыскала. А он вел, вел и говорил… говорил… слово за слово… и так хорошо говорил, что век бы его только Лика да слушала…
…у Ежи почти получилось.
Он уже умел вызывать ту мрачную темную силу, что пряталась внутри него, и даже управлять. Отчасти. То есть проклясть чего получалось легко, стоило прикоснуться, и дерево истлевало, а металл покрывался темным слоем ржавчины.
Проклятья сплетались сами собою.
И жили.
И… и снять их выходило лишь полностью вобравши силу в себя. А надобно было иначе.
– Думай, – Евдоким Афанасьевич только головой покачал да отступил подальше, потому как темное кольцо, уместившееся на серебряном блюде – серебро от проклятий только ярче становилось – шевелилось, словно живое. – Думай, прежде чем делать.
– Я думаю.
Ежи протянул к кольцу руку и то распалось, превратившись в огромного черного червяка. А червяк попытался за пальцы ухватить. Куснул даже, но слабо, без души, то ли понимал, что с ведьмаком не справится, то ли само собою так получилось. Главное, что он вновь свернулся кольцом.
– И что это в таком случае? – осведомился Евдоким Афанасьевич с некоторой долей ехидства.
– Это… воплощенная сила.
– И что она делает?
– Лежит.
Ежи