быть, Агрофена Марьяновна в своих глушах – она так и сказала «глушах» – вовсе от столичной жизни отстала и ничего-то в ней не понимает.
Ну и ладно, пускай бы ругались, да только маменьке вздумалось Лилечке жениха искать.
Самой-то Лилечке она о том не сказала.
И папеньке не сказала, иначе он бы ответил, что жених у Лилечки уже имеется и самый наилучший. Он ей даже ножик подарил. Маленький. Еще пряников да яблоко, сусальным золотом разукрашенное, до того красивое, что даже есть жалко было. Лилечка и не ела, но потом нянюшка сказала, что если не есть, яблоко сгниет. А это совсем уже неправильно. Так что яблоко Лилечка съела, а ножик спрятала, к ноге пристегнув, благо, и ножны к нему специальные имелись. На всякий-то случай.
Потом еще обещался научить из лука стрелять.
И иного всего.
Да, жених у Лилечки был. Хороший. Но что-то подсказывало, что маменьке он по сердцу не придется. Даром что ли она вчерашнего дня сидела да писала имена, сверяясь с «Родоводом», все нашептывая, что теперь-то сумеет папеньку в люди вывести и при Китеже остаться.
Зря.
Что тут в Китеже хорошего?
То есть, может, чего и было, но Лилечка того не видела. Как увидишь, когда строго-настрого велено в доме сидеть. А там душно.
И скучно.
И маменька со своею маменькою ругается, а когда не ругается, то тишком Лилечкиных будущих женихов обсуждают и бал, который всенепременно состоится и там Лилечку представят. Не хочет она представляться. И вообще…
…Лилечка почесала нос.
Все-таки со взрослыми было тяжко. Не понимали они, уверенные в собственной правоте, что далеко не всегда так уж и правы. И тетка тоже вот… нет, она неплохая. То есть, наверное, неплохая, потому как наверняка Лилечка сказать не могла, поскольку с теткой до нынешнего дня, если и встречалась, то за обедом. А там об чем поговоришь, кроме самого обеда?
То-то и оно.
И еще следить надобно, чтобы локти на стол не лезли, а рукава не угодили в тарелку, чтоб есть изящно, вилки брать правильные и салфетку на коленях уложить по этикету.
Где уж тут до людей?
А тут вот… тетка Лилечку с собою взяла. И сперва-то было ничего, но потом её взяли и заморочили. Лилечку тоже хотели, но она не заморочилась. То ли Фиалка помогла, то ли это оттого, что она, Лилечка, хворая еще и неправильная, главное, что не заморочилась. И домой бы сбегла, если б тетка так руку не стиснула. Лилечка пыталась вырваться, а не сумела. Потом и пытаться перестала, потому как вели их в места такие, в которых она никогда-то прежде и не бывала. Сперва по рынку, какому-то на диво грязному. Там еще люди кричали то ли друг на друга, то ли сами по себе. И толкались. И воняло страшно. А под ногами хрустела скорлупа и, кажется, кости. Лилечка только раз глянула и сразу подумала, что всматриваться в это грязное месиво не стоит.
Тетка шла быстро.
И Лилечку за собой тянула. А этот, который морочил, морочить не переставал. Что-то себе говорил и говорил, и говорил… а замолчал только когда привел к какому-то дому, который был странен и страшен. Лишенный окон, с крышею низкой, сползшей по самое крылечко,