Шар взлетел – и исчез за крышей.
Майя почувствовала, как сердце толкнулось ближе к горлу. Вот он. Новый город.
Поезд остановился, словно коротко, глубоко вдохнул – и замер.
Воздух сменился: вместо яблонь и выпечки – он пах паром, горячим камнем, сиренью; где-то далеко варили кофе и жарили куриные крылышки.
Отец взглянул на неё:
– Дотянемся?
Она кивнула.
– До солнца! – сказала она с улыбкой и встала.
На перроне было шумно, но не грубо: будто весь вокзал шептал, переговаривался, жил.
Мимо прошла женщина в оранжевом платье, из рукавов которого торчали перья. В другом углу мальчик играл на уличном клавесине, и вокруг него собирались птицы, словно слушали.
Майя шла, глядя на витражи, вывески, лестницы – всё было незнакомым, но не чужим. Как сон, который ты вроде не видел, но узнаёшь.
Такси было округлым, цвета мокрой бронзы, с полупрозрачной крышей, через которую в салон проникал свет – фиолетово-янтарный, как стекло в старой лампе.
Когда машина тронулась, город медленно потёк за окнами – в витринах плясали огни, сушились ковры с серебряной бахромой, из открытых кафе тянулся пар, пахнущий лепёшками и чем-то сладким.
Такси ехало медленно – как будто само оглядывалось.
Майя впитывала всё, даже мелькание: вывески, звуки, лица, трещины на стенах.
На подоконнике кто-то выращивал клубнику в чашках.
У киоска висела табличка: «Починим всё, кроме прошлого».
Прохожий толкал перед собой тележку, в которой шевелился длинный меховой хвост – и вдруг раздался лай.
Девочка с крашеными в бирюзовый цвет волосами развешивала письма на верёвке между фонарями.
Сначала – сладким тестом. Потом краска вплелась в этот запах, как новая мысль.
В одном окне играло пианино, в другом кто-то читал вслух.
Город шёл ей навстречу.
Он не был открыт – наоборот, он будто проверял её. Смотришь ли ты по-настоящему? Слышишь ли?
Майя молчала. Только глаза бегали по улицам, которые в себе что-то скрывали.
Она даже не понимала, что уже улыбается.
Машина свернула ещё раз. Переулок был узкий, как коридор. Свет здесь лежал иначе – мягко, с золотистой пылью.
На стене кто-то нарисовал зелёное дерево, и прямо из него росла настоящая ветка, пробившаяся из трещины.
– Здесь, – сказал отец. И такси остановилось.
Дом стоял, как будто чуть в тени.
Три этажа, серая штукатурка, кое-где облупившаяся. Узкий балкон с цветами, сквозь которые виднелись свисающие ключи.
На подоконнике кто-то оставил миску с вишнями.
Дверь – тяжёлая, с витражом, в котором отражался томно медно-оранжевый вечер.
Майя вышла.
Ноги слегка дрожали – не от страха. Просто… всё действительно началось. Она смотрела на дом – не как на здание. Как на то, что теперь будет знать её каждый день.
На перилах сидела кошка. Белая, как соль. Она глянула на Майю, зевнула – и закрыла глаза.
– Ну? – тихо спросил отец.
Майя кивнула.
– Дотянемся