Петербург – Дакар. Николай Волянский

был едва заметным. Высокий, статный африканец с внимательным, но в то же время лёгким взглядом.

      – Паспорт, – произнёс он, не скрывая французского акцента, который, казалось, создал ещё одну грань реальности.

      Сергей молча достал паспорт. Таможенник пролистал его страницы с точностью мастера, который ставит последнюю точку. Наконец, он сказал:

      – Сербия.

      Эта странная пустота, словно застывшая в воздухе между ними, стала почти физическим бременем. Сергей знал английский – понимал фильмы, читал книги, часто разговаривал на нём, но произнести слово без акцента, как если бы это было нечто невообразимое, становилось трудностью, которой не избегал ни один русский.

      Как актёру, ему приходилось преодолевать эту преграду каждый раз, и это напряжение, вызванное тем, что каждая реплика, каждый акцентированный звук вызывал дискомфорт, тревожило его больше, чем любые роли, которые он мог выучить наизусть.

      Таможенник вернул паспорт, и Сергей кивнул, убирая его в карман. В этом коротком моменте всё словно приобрело значение. Вокруг снова разливался ритм африканской музыки, которая уносила его в этот мир, помогая раствориться в нём.

      Номер ячейки и код были написаны на обратной стороне распечатанного билета. Он не торопился, чувствуя, как в воздухе висит предчувствие, что сейчас начнётся что-то важное.

      Шаги медленно вели его к камере хранения, и взгляд ненадолго задержался на металлической дверце ячейки – 117. Цифра 7 была чёткой, остальной номер был немного изношен.

      Он набрал тот же код – 250821.

      Щелчок замка, как неожиданное пробуждение от затянутой паузы, слился с шумом аэропорта: отдалённые объявления, шёпот разговоров, тихие шаги. Всё это сливалось в единую, почти незаметную паузу, которая, казалось, тянулась в воздухе.

      В ячейке лежал старый кнопочный телефон и бронь отеля. Больше ничего. Всё это стало путеводными знаками в этом новом, неясном мире, где каждый предмет был важен, но не до конца понятен.

      Он взял телефон в руку, ощущая на пальцах его холодный, но твёрдый пластик. Кладя телефон в карман, он осторожно взял распечатку и не спеша, сложил её. Распечатка согнулась не идеально ровно – уголок её торчал, как лёгкий, случайный жест. Он поправил её, скользя пальцами по гладкой бумаге, но даже этот привычный жест не заглушил странное, лёгкое знание: мир чуть сдвинулся, будто ветер сдвинул штору в незнакомой комнате, открыв то, что прежде оставалось за кадром.