зеленоватые глаза, процедил сквозь зубы:
– У нас есть свои люди где нужно. Всё, что говорила, проверим! Если что-то наврала – болтаться тебе на виселице… вместе с твоим щенком. А попробуешь сбежать – тем более! Вот так!
Потом поднялся, одёрнул чёрную форму и нагло впился глазами в дородную, слегка располневшую фигуру Оксаны.
– А тебя, красуня… приглашает к себе на день рождения командир отдельного отряда СС барон фон Краузе! – Рябое лицо полицая при этом расплылось в многозначительной пошлой ухмылке. – Считаю лишним объяснять: опаздывать нельзя! Сегодня вечером, в шесть часов, бригадефюрер ждёт тебя, лебёдонька… Это у Гната Стецька. Пока!
– Сволочи, – прошептала белая, как стена, Оксана, как только рябой вышел из дома. – Подстилка немецкая! Нелюдь!.. Был всю жизнь никем, а теперь… смотри-ка – паном сделался!.. Чтобы ты не дождался, проклятый…
Вечером она никуда не пошла. Как только полицай исчез со двора, старушка быстро достала из своего мешочка тугой свёрток, вынула оттуда засушенные корешки, стебельки, травы и, отобрав необходимое, принялась колдовать над отваром.
– Подожди-ка… олух рябой! – приговаривала она при этом сердито. – Будет тебе Оксаночка… а как же! Держи карман шире… шкура продажная!
К вечеру у Оксаны начался сильный жар, поднялась температура. После того, как прибывшие к вечеру полицай и два немецких солдата спешно удалились – а вдруг тиф! – старушка напоила Оксанку ещё одним отваром, пошамкала над ней тихонько какие-то слова, перекрестила, и под утро жара – как не бывало! Только осталась ещё общая слабость да слегка подташнивало.
– Ничего… сейчас всё это – как рукой снимет! – успокаивала старушка Оксанку, улыбаясь мудрыми глазами. – Ишь… захотелось барину вкусной баранки отведать!
Старики пробыли в селе недолго. Как только Мотря, возле которой без устали сновала проворная бабка, поправилась, старик засобирался в дорогу. И никакие уговоры не могли поколебать его решения добраться до своей «батьківщини» – села, что затерялось где-то в Прикарпатье.
– Да куда же ты поедешь, старый дурак? – причитала старушка, видя, как невозмутимо укладывает старик свои нехитрые пожитки в тележку. – Не видишь ты, что оно… делается вокруг? Или жизнь тебе надоела… неслух упрямый?
Старик не отвечал, молча делал своё дело и только к вечеру бросил:
– Утром узнаешь – куда! Впрочем, можешь оставаться… так лучше для дела будет.
А на все просьбы Оксаны остаться, побыть в селе ещё немного, повторял одно:
– Не могу я иначе, доченька, понимаешь… не могу!
И только через полгода узнали Оксанка и Мотря о том, что добрался-таки упрямый старик до родного села – без повозки, без вещей, которые отняли у него сразу же, на первом перекрёстке, – но добрался!
И еле живую бабку привёл с собой. Правда, ещё через месяц передали им, что старик внезапно исчез из родного села. Куда – никто не знал.
– Это точно – в партизаны подался… – покачала головой Оксана и невольно улыбнулась