Пусть поджарится немного твой сучонок… ха-х-ха…
– Отпусти! – мелькнув коваными задниками немецких ботинок, с руганью шлёпнулся на землю полицай.
– Где ты… Васильчик? Сынок? Ребёночек мой! Где ты?
Словно безумная, моталась по горящему погребу Мотря, глотая дым, обжигая руки.
– Васильчик! Сыночек мой! Отзовись! Где ты?
Наконец в дальнем углу нашла она маленькое, скорченное тело потерявшего уже сознание сына. У неё ещё хватило сил выбраться наверх. Шатаясь, сделала она – уже вся седая – несколько шагов и, словно в тумане, увидела перед собой рябое, избезображенное гримасой животной ненависти лицо полицая.
– Що, червона короста… матка засвербіла?.. ха-ха-ха… Ничего… Ещё со своим коммуняком наплодишь… если его кости не гниют уже давно… на помойке. Ишь, испугалась как… Твоё счастье, что соломы мало бросил… Пошли, Илько! Смотреть не могу, как зализывает она… своего ублюдка!
Вдохнув свежего воздуха, очнулся, заплакал ребёнок.
– Васильчик… дорогой мой!.. Живой… жи… вой…
– И, крепко прижав к груди плачущего сына, Мотря вдруг сразу обмякла, повалилась на бок…
– Тётя Мотря!..
– А… – встрепенулась Мотря. – Это ты, Софийка?
Через огород, от крайней хатки, шла к Мотре стройная босоногая девчонка с длинной, до пят, косой.
– Идите к нам, поедите немного…
– Ой, спасибо, Софья, спасибо, – заметалась Мотря, замахала руками. – Не надо ничего! Ничего не нужно! Что вы себе там надумали?
– Мать говорили – чтоб обязательно я вас привела…
– Нет, нет, доченька, спасибо… Я не могу! Василий приедет, а меня нет… никак не могу!
– Ну тогда возьмите вот… – Софийка передаёт Мотре что-то завёрнутое в чистое вышитое полотенце. – Тут вареники, с сыром… мы только что их сварили… Ещё горячие.
– Ой… деточка ты моя, – совсем растерялась Мотря, – зачем это? Спасибо вам… я постою здесь… ещё немного. А там уже – и Василь подъедет…
– А, может… всё же придёте к нам, а… тётя Мотря? Мама очень просили…
– Нет, нет, Софийочка! Если уж так, то я возьму одного… а остальное отнеси назад!
– Я ничего не возьму, тётя Мотря… мама ругаться будут! Ешьте на здоровье! Смачного вам…
Стройные ноги Софийки белеют уже на огороде.
– Только вечером чтоб были у нас! Скажи матери и отц-у-у… – кричит Мотря.
– Добре… скажу-у-у-у… – Русая головка Софийки уже скрылась за белеющим вдали вишнёвым садом. – Обов’язко-о-во-о-о…
Мотря погладила рукой тёплый свёрток, улыбнулась чему-то… Да так и не притронулась к еде. Задумалась…
– Яйко!.. Млако!.. Гебен мир, битте! Шнель!
Непрошеный гость жадно шарил глазами по ха- те, нетерпеливо подгоняя хозяйку отрывистыми ок- риками.
Заметалась испуганно Оксана, не зная, как отвести беду: в доме давно уже ничего из еды не было – всё выгребли полицаи. Перебивались с Мотрей как могли, в основном тем, что удалось вырастить летом на огороде.
– Шнелль…