смело шагнул за порог, и прождав пару секунд, сорвался с места так стремительно, что я и разглядеть не успела. Монахиня стремительно схватила меня за руку, уводя обратно в спальни.
– И? – Укутывая моё маленькое тельце поплотнее в одеяло, начала она. – Что ты скажешь в своё оправдание? Почему ты снова вышла из комнаты?
– Я услышала запах. – Совершенно не боясь собственных ощущений я высказывала о наболевшем. – А до этого я видела свет в коридоре, вот и…
– Сложила два и два? – Продолжила за меня монахиня, перекинув руку через моё тело и нагнувшись поцеловала в лоб. – Но почему ты вышла на улицу? Ты же знаешь правила.
– Да. – Потянула я одеяло на себя сильнее, стыдливо пряча лицо.
– Больше так нас не пугай, хорошо? – Я только хотела задать очередной вопрос, как полоса света в тёмную комнату стала толще и вскоре показалось приветливое, с небольшим пятном крови на лице матери Агнес.
– Аура. – Подошла она ближе к моей кровати. – Помнишь о чём мы говорили на днях?
– О молитвах, которые мы должны знать наизусть? – Воодушевилась я, привстав с постели, и перемещая горящий взгляд с одной женщины на другой.
– О легендах, которые иногда оживают.
– Ах, это. – Поджав губы, я вернулась на подушку.
– Вот именно, это. – Она пристально посмотрела на меня, ожидая, что её слова наконец-то дойдут до меня. – Не забывай, что в мире были те, кто свободно ступал по священной земле. Их сжигали, предавали анафеме, стёрли из памяти, но забытое не значит мёртвое. Иногда легенды находят путь обратно. Иногда мы слышим их шаги. – Настоятельница глубоко вздохнула, повернувшись в сторону выхода. – Когда тебе что-то кажется, ты моментально говоришь мне. И никак иначе. А завтра будет твоя исповедь перед всеми, где мы вынесем решение, что с тобой делать. Ты должна понять, что больше поступать как хочешь не можешь.
***
Огромное утреннее небо давило тишиной, приглашая к размышлениям. Стоя на коленях в сухой земле огорода, мелкие камушки впиваются в кожу. Корзина с картофельной ботвой в руках, а в голове всё ещё звучали слова настоятельницы, звучали громче, любого пения птиц.
«Покаяние требует труда, Аура», повторяла я мысленно её наставление, словно молитву, вытягивая сорняки с такой яростью, будто вырывала из земли свои же грехи. Весь день я чувствовала на себе тяжесть её взгляда, хоть он давно уже был обращён к другим делам.
Когда солнце начало медленно сползать за горизонт, поднимая из земли длинные тени, жалобный, надрывный звук, как будто кто-то плакал сквозь густой воздух начал доносится из глубин чащобы. Я замерла прислушиваясь. Шорохи леса и перезвон ветра смешивались с этим воем, и во мне всё похолодело.
Что это было? Тяжесть в груди не давала дышать, но ноги сами двинулись вперёд, через запылённый огород, через калитку, в сторону леса. С каждым шагом вой становился ближе, а мысли громче.
Не ходи, шептал голос в голове, но мне казалось, что за этим зовом скрывается