памятник и спрятавшись за ним, продолжила читать. И после ещё пары глав, я так и не поняла, что такого в этом романе.
Когда солнце скрывается за стенами монастыря, торопливо возвращаюсь к своей келье. Сон приходит не сразу, но с ним обязательно приходит и утро, в которое уже кончилось моё наказание и траур, а ближе к полудню нам с сёстрами было позволено уже официально посетить цирк. Из-за чего начались массовые споры между сёстрами. Более близкие подруги Зоуи выступали за строгий траур, начисто отрезая нас от внешнего мира хотя бы на месяц, но большинство сестёр всё же были за более гибкий подход.
Может мы и монахини, но не пленницы, так что, взяв ту же сумку с книгой мы отправились в путь. Думаю, среди сестёр и матери-настоятельницы кинжал не потребуется, они всё равно вооружены лучше меня.
Ткань шатра натянута над нами, словно чужое небо, тусклый свет ламп обрисовывает фигуры на трапеции, а внизу толпа замирает в ожидании. Звук музыки вибрирует в воздухе, ритм глубокий, как сердцебиение, медленный, но упругий. Кажется, что весь зал пульсирует в унисон с этим ритмом.
Акробаты взмывают ввысь, их тела изгибаются в невесомой грации, тени, что оторвались от земли. Не могу оторваться, линии их движений такие плавные, будто это не люди, а отблески света, играющие на поверхности воды. В момент прыжка они замирают, и время, кажется, растягивается. Ловят друг друга, как птицы, переплетая руки в хрупком танце, которому я не могу придумать названия.
Музыка накатывает новой волной, низкие басы пробирают до костей. Один из акробатов отделяется от остальных, его фигура ловит свет, и всё вокруг будто тускнеет. Он летит, мышцы очерчены так чётко, что кажутся высеченными из камня. Каждый жест, каждая дуга тела будто кричит о силе, но в этой силе есть странная мягкость, как у натянутой струны.
Он приземляется, не на сетку, а в шаге от нас на твёрдую землю. Опять? Это тот же акробат? Тишина. Мгновение как натянутая тетива. А потом он снимает маску.
Я замираю. Лицо, к которому тянет, словно к запретному, слишком резкие линии, слишком тёмный взгляд, что смотрит будто насквозь. В нём читается одновременно знакомое и чужое. Это он. Тот же человек, которого я видела на рынке.
Всё в нём контрастно: грубая линия челюсти и лёгкий изгиб губ, как будто он знает какую-то тайну, и не собирается делиться. Линии его тела, словно резьба по дереву, напряжение и сила, прикрытые лишь тонкой тканью костюма. Свет выхватывает капли пота на шее, подчёркивая каждую жилку, каждую деталь, как если бы его вырезали из мрамора, но мрамор был бы тёплым, живым.
Ловлю себя на том, что задержала дыхание. Внезапно ладонь, которую я неделю уже как порезала, лежащая на колене, задрожала. Этот человек воплощение чего-то, чего я не могу выразить. Это не только сила или красота. Это магнетизм, который тянет и пугает одновременно.
Музыка снова гремит, но я больше не слышу её. Все звуки вокруг сливаются в гул, а его лицо, его взгляд остаются ярким пятном в моём сознании.
Глава 4. Грешные цепи
Как