девушка… – прошептал Эркин, задумчиво глядя в окно, вслед удаляющейся фигурке Зайнаб.
Придя домой, Эркин никого не нашёл. Подумав, что мама ушла на рынок, он был спокоен. Заглянув в казан, под навесом на кухне, Эркин стоя поел вчерашний ужин.
– Может мама у Зухры? – подумал Эркин, но заходить к соседям парню не хотелось.
Решив подождать маму, он лёг на топчан и закрыл глаза. Мысли ушли к Зайнаб, к её неуверенной улыбке, к её нежному голосу. Вдруг Эркин поймал себя на мысли, что совсем не думает о Карине. Ни ревности к Славе, ни тоски в его душе не было, ему стало всё равно. Парня разбудил голос сестры.
– Акяжон? Я видела Зухру опа, она сказала, что маму увезли в больницу, – с тревогой в голосе сказала Гули.
Резко проснувшись, Эркин поднялся и посмотрел на сестру.
– Как это? Почему? Она что, заболела? Здорова же была… в какой больнице? Давай, готовь поесть, съездим к ней. Спроси у Зухры опа, в какой она больнице. И где ты так долго ходишь? – сказал Эркин, спускаясь с топчана и присаживаясь к арыку, чтобы умыть лицо холодной водой.
– Я в школе была, мы с девочками стенгазету делали, – ответила Гули, уходя под навес к кухне.
Эркин, спустившись с топчана, снял с себя рубашку и майку и побежал до туалета. Пока Гули готовила ужин, парень умылся по пояс прямо в арыке, сев на его краю. Затем он побрился, нервничая порезался, прилепив к ранке кусочек от старой газеты, расчесал короткие волосы и вновь оделся. Затем, решительно направился к калитке в дувале, он хотел сам спросить у Зухры, что случилось с его матерью. Он, конечно, был в тревоге и нетерпении, но оттягивал время, ему не хотелось видеться с Зухрой. Пересилив себя, он решительно вошёл во двор к соседям. Зухра стояла под навесом кухни и что-то готовила в казане. Шум от жарки лука и маленьких кусочков мяса, с приправами, не позволил ей услышать, как Эркин подошёл ближе. И когда он окликнул её, она, вздрогнув, обернулась и три раза сплюнула себе за ворот платья.
– Что же ты подкрадываешься, Эркин? Напугал меня! – воскликнула Зухра, глядя на парня и правда испуганными глазами.
– Ассалому аляйкум, Зухра опа. Я не хотел Вас напугать и подкрадываться, словно трус, не имею привычки. Спросить хотел, что случилось с мамой, почему её увезли в больницу? – спросил Эркин, держась за стойку навеса кухни.
Навес и держался на четырёх, наспех отструганных брёвнах из тополя, настил был покрыт рейками и сверху покрыт толем. Рубероид достать было непросто, у Мехри опа навес кухни и крыльцо к дому, где снимали обувь, входя в дом, был покрыт рубероидом, Шакир акя, по случае, на базаре доставал. Батыр искал его на железной дороге, но не нашёл, вернее, не смог купить, это считалось государственным имуществом. Годы тогда были непростые, в Ташкенте тоже нет-нет, производились аресты, но об этом не могли говорить вслух, считая, что лучше промолчать, ведь с властью не поспоришь. Хотя, многие понимали, что аресты зачастую происходили по навету и чаще, виновных, как таковых, не было. Это была закрытая тема, её обсуждали в верхах и то очень осторожно, ведь и там были свои доносчики.
– Я