подвалили два отнюдь не древнерусских дружинника – без кованых шлемов и мечей, зато с красными повязками и милицейскими свистками. И, подвалив, попросили предъявить документы.
Удивленный Димушка достал командировочное предписание, отмеченное, как уже сказано, чин чинарем.
– Ага, – сказали дружинники, изучив предписание, – стало быть, вам, гражданин, положено в настоящий момент находиться по месту прохождения командировки. В то время как вы находитесь по месту отдыха туристов, горожан и гостей нашего города. Пройдемте, гражданин.
С этими словами Димушку отвели в отделение милиции, где продержали до вечера и отпустили, составив протокол о злостном прогуле с занесением в летопись владимирского УВД.
Сочтя происшедшее досадным недоразумением, Димушка продолжил знакомство с памятниками. Вдоволь приобщившись к Владимиру, он съездил на автобусе в Боголюбово, Суздаль и Гусь-Хрустальный, а неделю спустя, усталый, но обогащенный новым духовным опытом, выписался из гостиницы и сел на поезд, идущий в Питер. К тому времени он и думать забыл о странных владимирских дружинниках. А зря. Немедленно по возвращении его срочно вызвали к начальнику отдела кадров нашего головного НИИ. На столе у начальника лежала копия злосчастного протокола.
– Будь вы менее ценным сотрудником, вас уволили бы немедленно, – с оттенком сожаления сказал кадровик. – Но почти двадцать лет безупречной службы что-нибудь да значат. Тем не менее, Дмитрий Григорьевич, мы не вправе не отреагировать на сигнал. Ваша командировка аннулируется. Затраты на нее будут вычтены из вашей заработной платы, включая деньги за билеты, проживание в гостинице, а также суточные и другие расходы. Вся неделя, таким образом, засчитывается как прогул. Вы лишаетесь прогрессивки, квартальной премии и тринадцатой зарплаты. По-видимому, будет и товарищеский суд, но это уже не мне решать…
Все это Троепольский рассказывал в лицах. Каменел физиономией, изображая начальника, злорадствовал в роли владимирских дружинников, но лучше всего у него получался вид горестного недоумения несчастного Димушки.
– Представляешь? – шептал он. – Мы с Димушкой прикинули, на сколько он влетел. Триста пятьдесят минимум. Это ж как на юг семью послать, на все лето! Как тебе это нравится?
Я пожала плечами. Как такое может понравиться?
– Говорят, такое теперь повсюду, – продолжал Троепольский. – Не только с командированными. Новые указания по наведению дисциплины. Другие люди, другие порядки.
«Не другие, – подумала я, – свои. Свои люди, о которых говорил Тимченко».
– Вот видите, – сказала я вслух. – А вы говорили, Ка-Гэ-Было, так и будет…
Троепольский сморщился:
– Ой, Сашенька, давай на «ты». Мы ведь теперь коллеги, свои люди. А что до Ка-Гэ-Было, то действительно так и будет. Все эти нововведения временны, вот увидишь. Это ж только говорится, что новая метла по-новому метет. Мести-то она метет, но только пока не истрепалась. А истрепаться об нас – раз плюнуть…
Товарищеский