ребятишек. Мальчика, такого же подвижного и неугомонного как я в детстве и помощницу – дочку, спокойную и покладистую, в отличии от мамы. Любимый дед отошел ко Господу, и мы решили забрать старенькую, одинокую, и по прежнему горячо любимую нами бабулю, к себе в город. Она, как и положено заботливой хозяйке, начала проводить большую инвентаризацию в своем старом, деревянном домишке, тщательно готовясь к скорому переезду. Многочисленные иконы, богослужебную и святоотеческую литературу, было решено отдать в местный храм батюшке, который с большим уважением относился к нашему деду и считал его главным помощником во всех своих благих начинаниях. Что-то отдали соседям, от чего-то пришлось избавиться, а любимые и дорогие бабушкину сердцу вещи было решено взять с собой. Когда сборы были закончены, ко мне подошла бабушка и едва скрывая волнение, протянула зеленую, потрепанную ученическую тетрадь, которую я раньше никогда не видела. Прослезившись, от нахлынувших воспоминаний, она тихо сказала:
– Он велел ее никому не показывать, – имея в виду деда, начала она. И склонившись ко мне, словно по секрету прошептала:
– Говорил что, именно эта тетрадь и была настоящей причиной его давнего отчисления из семинарии. При жизни он так и не решился ее кому-нибудь показать. А я грешная, глупая баба, не знаю, что с ней делать. Самой скоро на суд Божий вставать. Ты дочка грамотная, возьми ее, а я, как могу, помолюсь, что бы Господь вразумил тебя, как поступить. Окончательное решение за тобой. Только уговор, имя, место жительства и упокоения деда, никому не говорить. Лишние разговоры нам ни к чему. Это он строго завещал. А Господь сам рассудит, правильно ли я поступаю.
**********
Как на кинопленки проносятся воспоминания о прожитых годах, дорогие сердцу лица всплывают из глубины моей памяти. Встав на колени, у простенького, деревянного креста, молитвенно прошу Господа указать мне Его Всесвятую волю. Перекладывать принятие решения на плечи другого, постороннего человека, считаю не достойным памяти моего горячо любимого предка. Вспоминаю слова бабушки и размышляю, может я и есть тот человек, через которого он хотел возвестить свою сокровенную тайну людям? Конечно же, не по святой жизни, и не по заслугам, которых у меня нет, ни пред Господом, ни перед людьми, а потому что сама не желая этого, я стала невольной участницей этой непростой, берущей свое начало во времена дедушкиной молодости, необычной истории. Но сомнения не покидают меня. Мысли роятся как пчелы, и я физически ощущаю, как нарастает напряжение в моем и без того, измученным долгим стоянием на коленях, теле. Все. Решение принято, окончательное и бесповоротное. Именно я, здесь и сейчас, должна стать последним, можно сказать, заключительным звеном в этой непростой, запутанной цепочке. Понимая, что отступать некуда, я с волнением и трепетом достаю из своей сумки старую, полинявшую от времени, зеленую дедовскую тетрадь и открываю первую страницу.
Записки бывшего семинариста.
Господи