получающий деньги за предоставление сведений. Сильвии понадобилось некоторое время, чтобы прийти в себя, и она благодарна Рие за то, что она была рядом.
– Во сколько вы собираетесь в дорогу? – поинтересовалась Ирида.
– Не раньше обеда. А куда собираешься ты? Не припомню, чтобы отец приглашал тебя на свидание.
За последние лет десять.
Сильвия встретилась взглядом с матерью, явно не оценившей сие замечание. Ее тонкие губы на мгновение сжались в сдержанном недовольстве, а затем растянулись в одной из тех самых неестественных улыбок, которые Сильвии так не нравились. Лучше уж и вовсе не улыбаться, чем это.
– Райосы чем-то обеспокоены, – ответила Ирида. – Киан собирает Совет Хранителей. Но это позже, а пока мне нужно заняться некоторыми делами.
В этот момент Риа в своей неподражаемой манере упрекнула бы подругу в бесчувственности, – и, возможно, была бы права – потому что Сильвию совершенно не заинтересовало, какие там проблемы могли возникнуть у Райосов. Она мечтала покинуть Дегхельм ещё до окончания Совета, так и не узнав этого, но Ирида будто прочитала эту шальную мысль о побеге, уже закравшуюся в голову дочери, и обратила все свое хищное внимание на нее. Она приблизилась к девушке за два коротких шага, отдавшихся стуком каблуков по плиточному полу, и спина Сильвии как будто покрылась инеем от взгляда таких же голубых, как у нее, глаз. Только вот толщина льда в них, крепнущая с годами, девушке не передалась по наследству. Сильвия от всей души ненавидела вот такие моменты, когда мать разговаривала с ней этими полутонами, смотря на неё сверху вниз, отчего она вновь чувствовала себя шестилетней девочкой, с замиранием сердца ожидавшей наказания за свою провинность.
Она говорила себе, что перестала бояться, как только поступила в университет и начала самостоятельно жить вдали от нелюбимого дома, но раз за разом Ирида доказывала обратное. Вот и сейчас она, подцепив пальцем подбородок дочери, произнесла так, что Сильвия, несомненно, даже не подумает ослушаться:
– И не вздумай покинуть Дегхельм раньше, чем я вернусь, моя милая.
Больница была первым местом в Дегхельме, где побывала Лина. Она помнит белые стены и потолок, жесткий матрас с неудобной подушкой, утренний свет, льющийся из окна, и почти абсолютную тишину. И ужасную, раскалывающую напополам боль в голове, которую она почувствовала, еще даже не открыв глаз. Ей сообщили, что она была найдена прошедшей ночью у порога дома Перкенсонов, что невдалеке от леса, без сознания и с многочисленными ушибами. В черепно-мозговой травме нет ничего приятного, теперь девушка знала это на себе.
И тут же, к своему внезапному ужасу, она поняла, что это все, что она знала. Вообще. О месте, где она находится, об окружавших ее людях и о том, кто она сама такая, она не имела ни малейшего понятия. Она не помнила ни единого события, предшествовавшего ее пробуждению – даже воспоминание о собственном имени кануло в лету. Доктор и медсестра были безуспешны в своих попытках унять начавшуюся у пациентки панику.