клетку, от стыда и вины перед старшим братом, который всегда делал, старался делать ему только добро, от дыма, в котором, наверное, умирают сердечники, от весенней свежести, пробивающейся сквозь этот дым, от вони сгоревшего сырого мха и свежего духа лесных цветов, окропленных утренним потом.
Он – верно ведь? – умрет от любви к этой женщине.
И тем не менее, преодолевая самого себя, он сделал еще один шаг к двери, и ничего не случилось. Он не умер, наоборот, ему стало легче.
Корнеев вспомнил о портфеле, оставленном там, где он сидел. Добротный, кожаный, с двумя тяжелыми латунными замками, портфель уютно чувствовал себя, приткнувшись к лакированной гнутой ножке стула. У Корнеева была привычка, выработанная годами: никогда не оставлять портфель в прихожей, на кухне, он всегда держал его около себя.
Возвращаться за портфелем – значит все начинать заново, не возвращаться нельзя: там документы.
– Прости меня, – повернув назад, пробормотал он почти машинально, будто в бреду.
Но двинулся не к портфелю, а к Валентине…
Он проклинал сегодняшний день, неожиданную встречу у тележки с газированной водой, женщину, перед которой уже опустился на колени, – ведь это была жена его брата! – проклинал себя, ее, Костю, мир весь, проклинал и одновременно пел в душе…
Глава третья
Наконец пробило двенадцать.
Половина дня прошла…
Они пробирались по вязким, опасно живым, громко плюющимся вонючими пузырями болотам на север, ориентируясь по карте, сверяя ее с компасом, делая топором на стволах затеей. Им надо было найти место, где можно поставить буровую вышку. Но мало найти надежную песчаную куртину, способную удержать тяжесть механизма, важно еще отыскать, нащупать безопасные подходы к этой куртине, чтобы при передвижке не утопить буровую, не погубить технику и не утонуть самим.
Днем здорово припекало. Солнце тут в летнюю пору бывает огромным, жарким, висит отвесно над головой, одежду раскаляет так, что к ней больно прикасаться. Человек задыхается в одежде, а снимать ее нельзя – загрызут комары. Они тут здоровенные, как бомбардировщики, кличут их «четырехмоторными».
Сказывают, шел как-то над тайгой Ан‐2, безобидный мирный самолет, который то «прялкой» зовут, то «кукурузником», каждый на свой манер, а навстречу самолету – комар. Никто сворачивать не захотел – ни самолет, ни комар. Произошло ЧП – столкнулись лоб в лоб. В результате самолет совершил вынужденную посадку, а комар как ни в чем не бывало проследовал дальше.
Вообще тут такие особи водятся – о-о-о – бравые ребята-архаровцы, кровососы с большой буквы. Случается, сядет иной комар на лопасть вертолета, так лопасть либо до земли прогнется, либо обломится под корешок. Средств борьбы с комарьем – почти никаких. «Репудином» если намажешься – есть такая ядовитая жидкость, – так комары еще больше тебя облепят, они эту отраву любят, как сладкоежка пирожные с заварным кремом, хлебом не корми –