Бэкону, и – вероятнее всего, Шекспиру и принадлежит161.
Еще одно: Бэкон, мы знаем, был протестантом, как мог бы он вывести фигуру Мальволио и др. пуритан? Для Шекспира же, как для католика, это было вполне возможно.
25/II. Слава тебе, Господи! Вычитала у Стороженка, что Шекспиро-Бэконовский вопрос провалился давно.
Теперь вот в чем дело касательно завещания. Как ни заманчиво для всех, желающих реабилитировать память Шекспира относительно его поведения с женой, как ни желательно объяснить с этой целью пункт, оставляющий ей «вторую по качеству кровать, с принадлежащей к ней утварью», таким образом, что по закону ей принадлежит 3‑я часть имущества, а кровать – просто сувенир, такой же, как кольца друзьям, серебряные чаши и пр. и пр., – (но) мне кажется, что сделать это сколько-нибудь правдоподобно и без натяжки можно только в том случае, если нам известна цифра стоимости всего его имущества. Если она известна, то дело решается наверняка, и нет надобности в каких бы то ни было оправданиях и реабилитации: стоит только подсчитать стоимость имущества, поименованного в завещании, и определить, будет ли оно равняться только ⅔ или всему состоянию Шекспира.
По моему приблизительному подсчету вышло, что Шекспир завещал своим разнообразным родным и приятелям – больше всего дочерям – около 380 фунтов стерлингов деньгами, и недвижимого имущества: 3 дома в Стратфорде, дом в Лондоне и различные земли, гумна, сады и пр. и пр., существующие и могущие быть приобретенными в Варвикширском округе.
Судя по выражению перевода завещания, недвижимого имущества, кроме переименованного в завещании, у Шекспира не было, и вопрос может быть только в том, оставался ли у него еще капитал кроме 380 фунтов стерлингов и равняется ли он трети всего его как движимого, так и недвижимого имущества.
Насколько я знаю, никаких известий на этот счет в науке нет, значит, наверняка решить вопрос нельзя, однако следующее обстоятельство заслуживает внимания.
Основываясь на завещании, мы можем сказать утвердительно, что недвижимого имущества Шекспир жене не оставил, и если она и получила что-нибудь, то только деньги да пресловутую «вторую по качеству кровать с принадлежащей к ней утварью»… Дар, конечно, почтенный, но если бы Шекспир любил жену и хорошо к ней относился, могло ли бы случиться, чтобы он не оставил ей ни одного из тех углов, в которых она провела свою жизнь? Старому человеку дом и комната, в которой прошла молодость (хотя бы и не первая) и счастливые месяцы супружества, которая хранит в себе все воспоминания, связанные с началом новой жизни, бывает дороже груды золота, и противными могут быть стены, в которых прошла вся жизнь, только в том случае, если они знают больше худого и тяжелого, чем хорошего. И вот напрашивается самый естественный вопрос: если последние годы их совместной жизни прошли мирно и хорошо, как могло быть, чтобы жена не пожелала сохранить за собой все, что связано с этими последними годами жизни, все, что окружало ее и ее великого знаменитого мужа, наконец вернувшегося к семье, и мог ли бы в таком случае