к нам льнут.
– О, как бы я желал быть мухой, чтоб вечно жужжать вокруг вашего прелестного чела! – воскликнул вдохновенно м‑р Топман.
– Мужчины все… такие обманщики… – продолжала застенчивая леди.
– Обманщики – да; но не все, мисс Уардль. Есть по крайней мере одно существо, постоянное и неизменное в своих чувствах, существо, готовое посвятить всю свою жизнь вашему счастью, существо, которое живет только вашими глазами, дышит вашею улыбкой, которое для вас, только для одной вас переносит тяжелое бремя своей жизни.
– Гдеж скрывается оно, м‑р Топман, это идеальное существо?
– Здесь, перед вами, мисс Уардль!
И прежде, чем целомудренная дева угадала его настоящую мысль, м‑р Топман стоял на коленях у её ног.
– М‑р Топман, встаньте! – сказала Рахиль.
– Никогда, никогда! – был рыцарский ответ. – О, Рахиль!
Он схватил её трепещущую руку и прижал к своим пламенным устам. Зеленая лейка упала на пол.
– О, Рахиль, обожаемая Рахиль! Могу ли я надеяться на вашу любовь?
– М‑р Топман, – проговорила девствующая тетка, – я так взволнована… так измучена; но… но… я к вам неравнодушна.
Лишь только вожделенное признание вырвалось из уст целомудренной леди, м‑р Топман приступил к решительному обнаружению своих чувств, и начал делать то, что обыкновенно в подобных случаях делается пылкими юношами, объятыми пожирающей страстью: он быстро вскочил на ноги и, забросив свою руку на плечо девствующей тетки, напечатлел на её устах многочисленные поцелуи, которые все до одного, после некоторого сопротивления и борьбы, были приняты терпеливо и даже благосклонно. Неизвестно, как долго могли бы продолжаться эти пылкие обнаружения нежной страсти, если б красавица, испуганная каким то внезапным явлением, вдруг невырвалась из объятий пламенного юноши.
– За нами подсматривають, м‑р Топман! – воскликнула целомудренная дева. – Нас открыли!
М‑р Топман с беспокойством оглянулся вокруг себя, и взор его немедленно упал на один из самых прозаических предметов вседневной жизни. Жирный детина, неподвижный, как столб, бессмысленный, как осел, уставил свои большие глаза в самый центр беседки; но и самый опытный физиономист, изучивший до последних мелочей все возможные очертания человеческой фигуры, не открыл бы на его лице ни малейших следов изумления, любопытства или какого-нибудь другого чувства, волнующего человеческую грудь. М‑р Топман смотрел на жирного детину; жирный детина смотрел на м‑ра Топмана с тупым, бессмысленным выражением. Чем долее м‑р Топман наблюдал бессмысленно пошлую фигуру детины, тем более убеждался, что он или ничего не знал, не видал, или ничего не понимал. Под влиянием этого впечатления он сказал довольно твердым, решительным и несколько суровым тоном:
– Чего вам здесь надобно?
– Пожалуйте ужинать, сэр: стол накрыт.
– Давно ли вы пришли сюда? – спросил м‑р Топман, окинув еще раз пытливым взором