своих чувств. Путешествие старой леди неизменно совершалось следующим порядком: во-первых, жирный детина отправлялся в её спальню, снимал с вешалки её черную атласную шляпу, теплую шаль, подбитую ватой, и брал толстый сучковатый посох с длинной рукояткой. Старая леди, надевая шляпу, закутывалась шалью и потом, опираясь одною рукою на свой посох, a другою на плечо жирного детины, шла медленным и ровным шагом в садовую беседку, где, оставаясь одна, наслаждалась около четверти часа благорастворенным воздухом летнего утра. Наконец, точно таким же порядком, она опиралась вновь на посох и плечо и шла обратно в дом свой.
Старуха любила аккуратность во всех своих делах и мыслях. Три года сряду церемония прогулки в сад исполнялась со всею точностью, без малейшего отступления от принятых форм. На этот раз, однако ж, к великому её изумлению, произошло в этой церемонии совсем неожиданное изменение: жирный детина вместо того, чтобы оставить беседку, отступил от неё на несколько шагов, осмотрелся направо и налево и потом опять подошел к старой леди с таинственным видом, принимая, по-видимому, необходимые предосторожности, чтоб его никто не заметил.
Старая леди была робка, подозрительна, пуглива, как почти все особы её лет. Первою её мыслью было: не хочет ли масляный болван нанести ей какое-нибудь физическое оскорбление с преступным умыслом овладеть её скрытым капиталом. Всего лучше было бы в таком случае позвать кого-нибудь на помощь; но старческие немощи уже давно лишили ее способности издавать пронзительные звуки. Проникнутая чувством невыразимого ужаса, старушка наблюдала молча движения рослого детины, и страх её увеличился еще больше, когда тот, прислонившись к её уху, закричал взволнованным и, как ей показалось, грозным тоном:
– Мистрисс!
Теперь должно обратить внимание на то, что в эту самую минуту м‑р Джингль гулял в саду, весьма недалеко от беседки. Услышав громкое воззвание лакея, он остановился прислушаться, что будет дальше. Три существенные причины побудили его на этот поступок. во-первых, он был любопытен и празднен: во-вторых, деликатность чувства отнюдь не принадлежала к числу нравственных свойств м‑ра Джингля, в третьих и в последних, он скрывался за куртиною цветов, и никто не видал его в саду. Поэтому м‑р Джингль стоял, молчал и слушал.
– Мистрисс! – прокричал опять жирный детина.
– Чего вам надобно, Джой? – спросила трепещущая старушка. – Надеюсь, мой милый, я была снисходительна к вам и никогда не взыскивала строго за ваши проступки. Могло случиться что-нибудь невзначай; но этого, конечно, никто бы не избежал на моем месте. Жалованья получали вы много, дела у вас было мало, a есть позволялось вволю.
Старушка весьма искусно задела за чувствительную струну детины: он был растроган, и отвечал выразительным тоном:
– Много доволен вашей милостью, покорнейше благодарим.
– Ну, так чего ж вы хотите от меня, мой милый? – спросила