насчет этих последних пунктов? Сто фунтов для круглоты счета: хотите?
– Сто двадцать.
– Право, почтеннейший, охота вам из такой малости… Ну, я напишу вексель.
И сухопарый джентльмен сел за стол писать вексель.
– Срок платежа я назначу послезавтра, – сказал адвокат, обращаясь к м‑ру Уардлю, – a вы между тем увезите вашу сестрицу.
М‑р Уардль сделал утвердительный знак.
– Ну, почтеннейший, стало быть, мы помирились на сотне фунтов?
– На ста двадцати.
– Почтеннейший…
– Пишите, м‑р Перкер, и пусть он убирается к чорту, – перебил старик Уардль.
М‑р Джингль взял написанный вексель и положил в карман.
– Теперь – вон отсюда, негодяй! – закричал м‑р Уардль.
– Почтеннейший…
– И помни, – продолжал м‑р Уардль, – ни за какие блага я не решился бы на эти переговоры с тобою, если бы не был убежден, как дважды два, что с моими деньгами ты гораздо скорее полетишь к чорту в омут, чем…
– Почтеннейший, почтеннейший…
– Погодите, Перкер. – Вон отсюда, негодяй!
– Сию минуту, – отвечал с невозмутимым спокойствием кочующий актер. – Прощай, Пикквик, прощай, любезный.
Если бы равнодушный зритель мог спокойно наблюдать физиономию великого человека в продолжение последней части этой беседы, он не мот бы надивиться, каким образом пожирающий огонь негодования не расплавил стекол его очков: так могуч и величественно свиреп был теперь гнев президента Пикквикского клуба! Кулаки его невольно сжались, щеки побагровели и ноздри вздулись, когда он услышал свое собственное имя, саркастически произнесенное презренным негодяем. Однакож он укротил свои бурные порывы, и невероятное чудо! нашел в себе твердость духа – неподвижно стоять на одном месте.
М‑р Пикквик был философ, это правда; но ведь и философы – те же смертные люди, облеченные только бронею высшей мудрости и силы. Стрела, роковая стрела пронзила насквозь философскую броню и просверлила самое сердце великого мужа. Раздираемый самою отчаянною яростью, он схватил чернильницу, бросил ее со всего размаха и неистово побежал вперед. Но м‑р Джингль исчез в эту минуту, и великий человек, сам не зная как, очутился в объятиях Самуэля.
– Куда вы бежите, сэр? – сказал эксцентрический слуга. – Мебель, я полагаю, дешева в ваших местах, a у нас покупаются чернильницы на чистые денежки, м‑р… не имею чести знать вашего имени, государь мой. Погодите малую толику: какая польза вам гнаться за человеком, который, провал его возьми, мастерски составил свое счастье? Он теперь на другом конце квартала, и уж, разумеется, его не видать вам, как своих ушей.
М‑р Пикквик, как и все люди, способен был внимать голосу убеждения, кому бы он ни принадлежал. Мыслитель быстрый и могучий, он вдруг взвесил все обстоятельства этого дела и мигом сообразил, что благородный гнев его будет на этот раз совершенно бессилен и бесплоден. Он угомонился в одно мгновение ока, испустил три глубоких