подкрашены, брови подведены сурьмой, на иссиня-чёрных волосах красовался невесомый полупрозрачный плат. Трудно было узнать в нарядно одетой красавице вчерашнюю портовую гетеру. Сияла она прелестью, притягивала мужской взор обаянием улыбки, а манерами походила на знатную гречанку, благо Птеригионит оказался неплохим учителем. Даже имя Лициния сменила молодая женщина на благозвучное «Мария».
– Ты должна забыть о том, кем была раньше, – давал ей последние наставления евнух. – Ты станешь любовницей короля, сможешь влиять на самые важные дела, которые будут твориться в этой стране. Помни, что императрица Феодора была в юности цирковой артисткой, а будущая супруга двух базилевсов Феофано прислуживала в таверне. И обе они возвысились благодаря, в первую очередь, своей красоте. Ну и здесь… – Птеригионит постучал себя по лбу. – Кое-что у них имелось. Вот и тебе предоставляются неплохие возможности.
Лициния-Мария молчала. Она не верила в добрые намерения евнуха и его дружка, держалась настороже, но соблазнить короля угров хотела. Встречу с ним ждала она как некое захватывающее приключение. И когда явился к ней этот пропахший лесом и конским потом юнец, оказавшийся грубым и бесцеремонным, испытала она немалое разочарование.
– Ты кто? – спросил он, стряхивая с дорожного кафтана пару сухих листьев. – Ты гречанка? Я воюю с греками.
– Моё имя Мария. И да будет тебе известно, что не все греки – друзья императора Мануила.
– Ладно, хватит нам заниматься пустыми разговорами. Сними с меня сапоги и раздевайся сама! И поспеши! У меня нет времени на глупости! – приказал король.
Он опустился на стул и позволил ей стянуть с себя высокие сапоги с боднями.
После, когда она послушно разделась и легла, он набросился на неё, словно дикий зверь. Она успокоила его, позволила ему удовлетворить плоть, а затем возбуждала раз за разом, как умела, с удовлетворением замечая, как дикость варвара сменяется в молодом Иштване восторгом от соития. Дело своё Лициния-Мария знала хорошо. День, вечер и ночь провёл король угров в постели с красавицей-гречанкой.
– Я возьму тебя с собой. Увезу отсюда, – говорил он после. – Сделаю тебя королевой, посажу на трон.
– Но ведь у тебя есть невеста? – лукаво щурясь, спросила Мария.
– Я выгоню её! Велю убираться к своему отцу! На что мне эта девчонка?! Некрасивая, толстая, как пирожок! Ты мне нужна! Ты!
Бывшей гетере сделалось вдруг страшно. Мало ли что болтал там Птеригионит об императрицах. Сейчас другое время, и знала она твёрдо, что никакой королевой ей никогда не стать. Захотелось убежать, скрыться от этого гадкого евнуха. Или убить его, что ли? Подкрасться ночью да заколоть кинжалом. Она сможет, хватит у неё решимости и силы. Но что потом? Опять портовая таверна, грязь, пьяные моряки? Нет, даже думать о той, прежней, жизни Мария-Лициния не хотела. И когда утром король наконец покинул её ложе, она никуда не ушла, никого не убила. Осталась она сидеть на ложе, растрёпанная и усталая после ночного бдения, совершенно не зная и не понимая,