на великолепных, подаренных Карлом V андалузских скакунах; там – прекрасные благородные дамы с кречетами на руке, поглаживающие белой перчаткой лощеные холки своих парадных коней; чуть дальше – пажи в алых камзолах и коротких, шитых золотом плащах; за ними – сокольничие, облаченные в сине-желтые одежды, голоногие лучники из шотландской гвардии короля и ландскнехты, в боевом порядке выстроившиеся вдоль дороги, по которой Его Величество должен был отправиться к месту сбора.
Наконец, у крыльца можно было увидеть трех человек благородной наружности, двух женщин и мужчину, – герцогиню д’Этамп, за ней дофину, верхом на арабском жеребце, столь же черном как Эреб, именем которого он был назван, и коннетабля Анна де Монморанси, седлавшего своего боевого коня.
Один из конюхов держал под уздцы белую кобылу английских кровей, глаза которой сверкали словно два карбункула, а из ноздрей вырывались струйки пара… Седло, в котором пока никто не сидел, было покрыто чепраком из золотистого сукна с изображением украшенного геральдическими лилиями герба Валуа. Эта кобыла была охотничьей лошадью Франциска I.
Блистательный кортеж был готов тронуться в путь, все ждали лишь короля. Но тот опаздывал.
Ранее было объявлено, что он присоединится к охоте в девять часов. Было уже десять, но двери королевских апартаментов пока так и не открылись.
Толпу придворных стало охватывать смутное беспокойство, все вполголоса справлялись друг у друга о здоровье монарха и каждый с ужасом вспоминал, что накануне вечером тот почувствовал такую усталость и слабость, что играя в «фараона»[17], отдал банк герцогине и отправился к себе.
Наконец на крыльцо вышел человек, появление которого произвело на придворных сильнейшее впечатление.
Но это был отнюдь не король, – то был Мирон.
Тот самый бессмертный Мирон, которому едва исполнилось двадцать пять, и который уже тогда был учен как какой-нибудь древний старец. Ему суждено было стать лейб-медиком пяти королей, а на девяносто втором году жизни увидеть смерть последнего Валуа – Генриха, короля Франции и Польши[18].
В полном соответствии с врачебной модой, Мирон был облачен во все черное. Поэтому напугал всех отнюдь не костюм молодого человека, а его бледное, печальное и торжественное лицо…
– Дамы и господа, – возвестил он, – сегодня король охотиться не будет. Его Величество хворает, он провел тревожную бессонную ночь. Он уступил моим мольбам и не хочет лишний раз утомляться, чтобы не усугублять свое состояние…
Эти слова молодого доктора были встречены скорбным шепотом. Охотничьих собак тут же отвели обратно в псарни, а лошадей – в конюшни… Все спешились и озабоченно, но в то же время ретиво, собрались было направиться в королевскую опочивальню, но тут Мирон добавил:
– Состояние Его Величества не позволяет ему никого принимать.
При этих словах Мирона герцогиня покачнулась, побледнела и спросила:
– Даже