времени оставался в оружейном зале, широким шагом меряя комнату. Он предавался самой мрачной меланхолии, с губ его слетали невнятные слова:
– Это рок! – шептал он. – До настоящего времени ни одна женщина, даже Марианна, которую все называют моей невестой и которая считается самой красивой девушкой в Милане, не заставляла мое сердце биться и трепетать… но вот меня охватило безумие, а голова моя стала кружиться при виде той, которая любит другого и любима им, при виде женщины, являющейся невестой маркиза… того самого человека, который протянул мне руку и предложил мне свою дружбу… Это рок!
Тут Рафаэль внезапно вспомнил о первоначальной цели визита маркиза де Сент-Андре – о его дуэли, назначенной на следующий день. И поскольку в глубине даже самого благородного сердца все равно может родиться эгоистичное чувство, и даже в самой преданной душе на минуту может появиться проблеск преступной надежды, в голове Рафаэля пронеслась предательская мысль:
– А если его убьют? – сказал он себе.
Но рыцарская натура оружейника тут же восстала и лицо его залилось краской гнева и негодования. Он ужаснулся своих мыслей и воскликнул:
– Нет-нет, Рафаэль, тебе вполне позволительно быть самым несчастным человеком, не знать ни семьи, ни родства, быть обреченным тайно любить женщину, которую от тебя отделяют непреодолимые препятствия. Но кровь Христова, тебе непозволительно быть человеком бесчестным, вероломным и коварным…
Черпая в своем героизме умиротворение, Рафаэль внезапно успокоился и принялся хладнокровно размышлять о возможных последствиях встречи месье де Сент-Андре с синьором делла Скала. И с мучительным страхом в душе понял, что крестник его (в те времена секундант называл своего подопечного крестником) был деликатного, хрупкого телосложения, что кисть у него была крайне слабой, что со шпагой он обращался очень неумело и что если он сразу же не применит тот хитрый прием, которому его обучил оружейник, итальянец, отличавшийся удивительной силой и ловкостью, сразит его уже после третьего выпада.
И Рафаэль, человек, никогда не боявшийся за себя, в страхе задрожал за своего нового друга и стал изыскивать средства для того, чтобы избежать подобной беды.
В течение некоторого времени он продолжал расхаживать по залу, склонив голову и скрестив руки на груди, затем в глазах его внезапно вспыхнул радостный блеск – Рафаэль нашел решение.
–Corpo di Bacco![9] – выкрикнул он любимое ругательство итальянских оружейных залов. – Клянусь честью, никто не скажет, что такой презренный негодяй и дуэлянт как синьор делла Скала всегда имел дело только с теми противниками, которые не в состоянии с ним справиться. Я сам его убью… Вместо того, чтобы завтра утром зайти за маркизом де Сент-Андре на постоялый двор «Золотой рог», я направлюсь сразу к Туринским вратам. Там я дождусь его врага, вызову его на дуэль и тогда ему придется драться уже со мной!…
Приняв это героическое решение, Рафаэль покинул оружейный зал и поднялся в комнату, которую он занимал в доме Гуаста-Карне.
Не раздеваясь, он упал на постель и попытался заснуть, чтобы